Рефераты

Соучастие по российскому уголовному праву и его признаки

ействия Чебанюка с п. п. "а", "з" ч. 2 ст. 105 УК РФ переквалифицированы на ч. 5 ст. 33, п. п. "а", "з" ч. 2 ст. 105 УК РФ.

В соответствии со ст. 35 УК РФ убийство признается совершенным группой лиц, если два и более исполнителя без предварительного сговора, действуя совместно, с умыслом, направленным на совершение убийства, непосредственно участвовали в процессе лишения жизни потерпевшего, применяя к нему насилие.

Изменен приговор Верховного Суда Республики Башкортостан по делу Боковой и Халхатяна, осужденных соответственно: Бокова - за организацию убийства своего мужа, а Халхатян - за его убийство, совершенное группой лиц по предварительному сговору.

Действия осужденных по п. "ж" ч. 2 ст. 105 УК РФ квалифицированы без учета того, что Бокова осуждена только за организацию убийства, что соучастие в любой форме группу не образует. Поэтому действия осужденных Боковой и Халхатяна переквалифицированы соответственно на ч. 3 ст. 33, ч. 1 ст. 105 и ч. 1 ст. 105 УК РФ.

Преступление признается совершенным группой лиц по предварительному сговору, если в нем участвовали лица, заранее договорившиеся о совместном совершении преступления.

Приговор Верховного Суда Республики Татарстан по делу Мубаракова, Маколкина, Кудинова и Никишина, осужденных за совершение нескольких преступлений, в том числе за убийство Шатунова, изнасилование и покушение на убийство А. по предварительному сговору группой лиц, изменен: Судебная коллегия исключила квалифицирующий признак - предварительный сговор, признав совершение указанных преступлений группой лиц в связи со следующим. Как установил суд, умысел на убийство у осужденных возник после изнасилования А. с целью сокрытия уже совершенных преступлений, когда А. стала угрожать им разоблачением.

Выводы суда о квалификации действий подсудимых должны быть основаны на правильной оценке фактических обстоятельств, установленных судом, и подтверждены соответствующими доказательствами.

Объективность совместности должна базироваться на каких-то объективных факторах, установление которых должно в конечном итоге способствовать определению совместности. Все существующие в теории уголовного права позиции по данному вопросу, думается, можно свести к следующему: объективными основаниями совместности служат функциональная связь поведения всех соучастников, общий для всех участников результат и объективная связь между деянием каждого соучастника и преступным результатом.

Первым основанием совместности выступает функциональная связь общественно опасного деяния участников, под которой понимается взаимная обусловленность поведения каждого соучастника поведением других соучастников и которая включает в себя, во-первых, отдельные акты поведения отдельных соучастников (законодатель отражает это в термине "участие") и, во-вторых, объединение функций всех соучастников благодаря тому, что каждый соучастник выполняет свои функции в интересах других соучастников.

Под участием понимают специфическую деятельность двух или более лиц, которая определяется особенностями поведения соучастника каждого вида.

Функциональная связь, выраженная в согласовании каждым лицом своих действий с поведением других соучастников, довольно сложна

Прежде всего необходимо отметить, что действия организатора, подстрекателя и пособника могут выходить на поведение исполнителя, либо создавая его (при подстрекательстве и подстрекательских функциях организатора), либо руководя им (организаторская деятельность), либо помогая ему исполнять преступления (пособник). Однако этой простейшей формой функциональная связь не ограничивается. В принципе вполне возможна организация подстрекательства исполнения, когда организатор "выходит" на исполнителя не непосредственно, а через подстрекателя; нельзя исключить и подстрекательство к организации преступления; вполне вероятна функциональная связь между организатором или подстрекателем и пособником, когда организуется пособничество либо подстрекается пособник; можно предположить и организацию подстрекательства к пособничеству в исполнении.

Во всех указанных вариантах поведение каждого участника взаимоувязано с поведением других участников, взаимно обусловлено ими. При этом иногда существует всеобщая функциональная связь, которая определяет действия всех имеющихся в конкретном преступлении участников (как в последнем варианте). Но иногда возможна и групповая функциональная связь (организатор - исполнитель и подстрекатель - пособник - исполнитель и т.д.).

В каждом из вариантов мы имеем "цепь" связей различной длины: от самой короткой (организатор-исполнитель, подстрекатель-исполнитель, пособник-исполнитель) до самой длинной (организация подстрекательства к пособничеству в исполнении). По общему правилу, чем длиннее "цепь", чем дальше функция участника от результата, тем менее опасно поведение участника.

Обычно нас устраивает знание функциональных связей на указанном уровне. Однако вопрос оказывается значительно сложнее. Дело в том, что функциональная связь выступает на нескольких уровнях; основой ее являются два уровня: функциональная связь соучастников на уровне создания условий, когда иные соучастники действуют, подготавливая исполнение преступления, и функциональная связь на уровне исполнения преступления, когда имеется несколько исполнителей либо иной соучастник (иные соучастники) и исполнитель (несколько исполнителей), т.е. речь идет о вариантах самостоятельного наличия функциональных связей на стадии создания условий и на стадии исполнения. Иногда эти уровни стерты, затушеваны (соучастниками являются пособник и исполнитель, два независимо друг от друга действующих пособника и исполнитель, независимо друг от друга действующие подстрекатель и пособник и исполнитель и т.д., - здесь нет двух уровней функциональных связей), но как только количество соучастников становится больше двух, при их взаимосвязанности, всегда возникают двухуровневые функциональные связи. На этом фоне каждый из двух основных уровней функциональных связей может быть разделен на подуровни. Скажем, функциональные связи на стадии создания условий может быть подразделены на подуровни подстрекательской, организаторской, пособнической деятельности или даже на самостоятельные подуровни только организаторской деятельности (например, при наличии организации организаторов). Столь же сложными могут быть и функциональные связи на стадии исполнения преступления, когда может быть несколько исполнителей и соответствующие функциональные связи между ними либо сопровождающая исполнение иная деятельность соучастников (организаторов, подстрекателей, пособников) и соответствующие функциональные связи между всеми соучастниками. При этом нельзя забывать о существовании общего для них уровня - функциональных связей между поведением на стадии создания условий и на стадии исполнения. Мало того, чем больше соучастников действуют на каждой из этих стадий, чем сложнее их взаимосвязи, тем ярче выражены функциональные связи, тем согласованнее поведение преступников, тем опаснее объединение.

Совокупность функциональных связей всех уровней показывает степень сплоченности и устойчивости действий соучастников, которые зависят от множества факторов.

Интересно, что функциональная связь поведения соучастников может существовать вне зависимости от форм и видов вины. В указанном примере с тремя охотниками это хорошо видно: один склонил другого к производству выстрела, тот стреляет, используя в качестве упора для ружья плечо третьего; действия всех функционально соединены и направлены на производство выстрела. Правда, здесь мы столкнулись с умышленным поведением, которое по своим объективным свойствам остается одинаковым вне зависимости от отношения к результату, то есть при смешанной форме вины функциональная связь остается таковой.

Сохраняется она и в тех случаях, когда одно лицо действует умышленно, а другое - неосторожно. Особенно видно это при бездействии одного из лиц: А. споил своего врага В. и положил его в машину, стоящую в гараже Б., при этом он так "заболтал" Б., что тот забыл выключить двигатель машины в закрытом гараже; В. погиб от отравления газом. Мы видим, что объективно функциональная связь исчезает, она заключается в оказании помощи другому лицу, в создании необходимого условия для наступления вреда. Подобная функциональная связь распространена достаточно широко в уголовном праве, именно на ее основе формулирует законодатель некоторые виды преступлений, связанные полностью или частично с поведением нескольких лиц: иногда халатность (ст. 293 УК), всегда небрежное хранение огнестрельного оружия (ст. 224 УК), иногда ненадлежащее исполнение обязанностей по охране оружия, боеприпасов, взрывчатых веществ и взрывных устройств (ст. 225 УК), иногда нарушение правил безопасности при обращении с микробиологическими либо другими биологическими агентами или токсинами (ст. 248 УК) и т.д. Лица, совершившие указанные и подобные преступления, потому и несут уголовную ответственность в определенных ситуациях, что их действия функционально связаны с преступным или непреступным, но всегда общественно опасным поведением других лиц.

Вторым основанием совместности служит общий для всех участников результат. Поскольку на сегодня это господствующая и, пожалуй, в целом приемлемая позиция, то нужно разобраться в вопросе о том, что же собой представляет общий результат. При всей кажущейся простоте он довольно сложен. Дело в том, что соучастие возможно не только в преступлениях с материальными диспозициями, где обязательным признаком выступает наличие общественно опасного вреда, но и в преступлениях с формальными и усеченными диспозициями, которые признаны оконченными при совершении определенных действий или бездействия, и вред находится за пределами оконченного преступления (изнасилование, заражение болезнью, неоказание помощи, разбой и т.д.). Но в таком случае общий результат как признак соучастия должен иметь место и в последнего вида преступлениях, где вред, как материальная оболочка деяния, отсутствует.

Естественно возникает вопрос о соотношении общего результата и общественно опасного вреда. Ведь действия всех соучастников функционально связаны не ради самой связи, а для достижения нужного каждому участнику результата, который един для всех соучастников. Именно поэтому каждый соучастник вне зависимости от выполняемых функций и от степени полученного личного удовлетворения (дохода) отвечает за причиненный или реально возможный в данных конкретных условиях общий результат.

Что касается общего результата-вреда, то следует отметить некоторый нюанс: в теории уголовного права предпринята попытка сузить соучастие до одного объекта посягательства, который выражается в одном результате. При этом автор понимает, что "направленность на один и тот же объект нельзя, однако, отождествлять с намерением причинить одно и то же последствие". И действительно, общий результат не следует смешивать с объектом посягательства, поскольку традиционно признается, что одно и то же последствие в законе может быть оценено как вред различным объектам (например, вред здоровью может выступать и в качестве вреда личности - ст. 111, 112 и др. УК РФ, и в качестве вреда, причиняемого общественному порядку - ст. 213 УК, и в качестве вреда, причиняемого государственной власти - ст. 286 УК и т.д.). Вполне обоснованно П. Ф. Тельнов критикует В. Солнаржа за признание общности объекта при соучастии и делает вывод: "Совместность деяний и общность преступного результата означает их фактическую принадлежность к одному и тому же событию. Юридическая же оценка действий соучастников при расхождении в объекте посягательства может оказаться различной".

Разумеется, наиболее наглядно проявляется общий результат при совершении преступления несколькими лицами с прямым умыслом, когда каждый из них согласен с причинением одного какого-либо результата и стремится к нему. Сложности общего результата возникают уже при косвенном умысле одного из лиц, когда отсутствует прямое соглашение о совершении преступления, для действующего с косвенным умыслом результат является побочным, не желаемым, и данное лицо, как правило, не конкретизирует его. Например, преступник пытается ночью украсть из аптеки наркотики и дергает за решетки окон руками; прохожий говорит ему, что он не там дергает - со двора решетка еле держится; первый использовал совет и похитил желаемое. При доказанности знания вторым факта хищения мы понимаем, что он не думал о хищении конкретно наркотиков, спектр предмета хищения в его сознании был гораздо шире - и наркотики, и лекарства, и спирт, и т.д., а возможно, о наркотиках он не думал вообще. Именно поэтому наличие общего результата при косвенном умысле с позиций существующей доктрины соучастия - явление мало приемлемое: этот результат в плане конкретизации несколько иной, хотя и не всегда, поскольку иногда при косвенном умысле возможен и абсолютно конкретный результат: двое ночью в двадцатиградусный мороз сняли с лежащего на улице пьяного меховую одежду и обувь; в ответ на замечания одного, что тот может замерзнуть, второй ответил, что кто-нибудь подберет; потерпевший погиб от переохлаждения. Таким образом, при конкретизации результата его общность доказывается весьма просто. При различии в конкретизации результата появляется абстрактная общность не установленного размера, объема, стоимости. С необходимостью возникнут сложности в их квалификации - какие объем, размер, стоимость вменять участнику, действующему с косвенным умыслом. Данная проблема решается сравнительно просто при акцессорной природе соучастия - следует вменять результат, к которому стремилось лицо, действующее с прямым умыслом; вне ее проблема не решается, по крайней мере, без создания дополнительных фикций. Очень похоже на то, что при неосторожном участии мы сталкиваемся с теми же самыми проблемами, поскольку и при косвенном умысле, и при неосторожности мы имеем дело с сущностно одним результатом - побочным.

По правилу, отсутствие общего для всех участников результата влечет за собой непризнание деятельности соучастием, с чем следует согласиться. Однако иногда в судебной практике встречаются дела, достаточно спорные в плане отсутствия соучастия. Так, П.Ф. Тельнов приводит пример с дракой в ресторане, когда один субъект имел намерение причинить побои жертве, а второй - убить жертву, и соглашается с умыслом на различные последствия, отсутствием соучастия и различной квалификацией (хулиганство и убийство) содеянного. Но, думается, здесь не все так просто. Ведь умысел на убийство у субъекта возник не сразу, скорее всего, вначале у него был умысел на избиение потерпевшего; и подключение второго к преступной деятельности на этом этапе вне всякого сомнения создавало соучастие в избиении - в причинении побоев; позже умысел одного виновного внезапно изменился (до убийства), и на этом этапе соучастие прекратило свое существование. Факт различной квалификации содеянного при этом не исключает соучастия, да и сам П.Ф. Тельнов признает возможность соучастия при посягательстве на различные объекты, поскольку имеет место фактическая принадлежность к одному событию, т.е. одно деяние лишь юридически оформлено различным образом. Думается, это действительно так, поскольку мы сталкиваемся здесь с еще одной фикцией - выделением определенных деяний в самостоятельный вид преступления. Например, в конце XIX - начале XX вв. в России хулиганства как преступления не было, и попытки внести его в уголовный закон натолкнулись на сопротивление судей, которые на Московском столичном мировом съезде резко отрицательно отнеслись к законодательному предложению из-за крайней неопределенности понятия хулиганства И в настоящее время это остается фикцией. Так, на основании УК РСФСР 1960 г. хулиганство в целом охватывалось ст. 206 УК; однако за его пределы выходили убийства из хулиганских побуждений, в результате чего часть хулиганства становилась преступлениями против личности. В новом УК ситуация становится еще более прозрачной, так как из хулиганства выводится насилие, характерное для причинения тяжкого и средней тяжести вреда здоровью личности, в ст. 111 и 112 УК вносится квалифицирующий признак "из хулиганских побуждений", в результате уже основная часть существующего уголовно-правового хулиганства превращается в преступление против личности. "Насилие, о котором идет речь в ст. 213 УК, характеризуется физическим воздействием на потерпевшего (потерпевших) в форме побоев или легкого вреда здоровью. Любой иной физический вред квалифицируется по ст. 105 или ст. 111, 112 УК". Наличие же двух реальных Результатов (побоев и убийства), проистекающих из действий нескольких лиц, вроде бы исключает соучастие. Однако возможен и второй вариант: если мы говорим о том, что вначале умысел обоих ниц был направлен на побои, а уж затем возник умысел у одного на убийство, то вполне реально вменение соучастия в причинении побоев и индивидуального убийства одному из них.

Итак, наличие общего (конкретизированного или не конкретизированного) результата является обязательным признаком соучастия, без него соучастие как совместная деятельность теряет смысл, без него виды соучастников становятся ненужными. Отсюда и следуемый вывод - при наличии общего результата соучастие признается оконченным преступлением, его недостижение приводит к неоконченному преступлению. Но поскольку общий результат всегда достигается руками исполнителя, другие соучастники лишь сопричастны ему, то в таком случае явно господствующей становится акцессорная теория соучастия, следовательно, все остальные вопросы соучастия необходимо решать на ее основе.

Последним основанием совместности нужно признать объективную связь между поведением каждого участника и общим результатом. Его рассмотрение достаточно сложно до сих пор, хотя ему посвящено немалое место в работах специалистов.

Вне всякого сомнения, иные соучастники (организатор, подстрекатель, пособник) могут влиять в направлении общего результата только через исполнителя, выделением лишь своих функций они никогда не могут достичь его. Отсюда объективная связь между поведением каждого соучастника и преступным результатом вроде бы достаточна очевидна: поскольку исполнитель причиняет вред, значит причиняют его и иные соучастники, т. е. связь всегда причинная. Не поэтому ли существует господствующая точка зрения, что в соучастии действия всех лиц сливаются воедино и подобное исключает признание только одного лица причинителем вреда. Данная позиция не нова, она базируется на соучастии - круговой поруке, о которой выше уже было сказано, и исключает в общем ответственность каждого соучастника за им содеянное.

Однако такая простота обманчива хотя бы в тех ситуациях, когда исполнитель отказался от совершения преступления. Здесь мы вынуждены абстрагироваться в известной степени от действий исполнителя и его связи с последствием и обратиться к объективной связи иного соучастника с реально возможным последствием, устанавливая ее характер и сущность, поскольку на причинителя напрямую сослаться не можем в силу его отсутствия. Похоже, не будет здесь и общей причины, о которой писали Н.С. Таганцев, М.И. Ковалев и другие авторы.

В.А. Григорьев пытается обосновать наличие только причинной связи при соучастии следующим: "Если бы для совершения соучастниками преступления не нужны были действия организаторов или подстрекателей, то таких видов соучастников и не существовало бы вообще. Они появляются там и тогда, где и когда без их участия невозможно или затруднено совершение преступления. А следовательно, между их действиями и наступившим преступным результатом существует причинная связь". Трудно признать это аргументацией. Во-первых, автор, похоже, сознательно уходит от связи пособника с общим результатом, поскольку доказать причинение только фактом изготовления отмычки весьма и весьма непросто. Во-вторых, "аргументация" свидетельствует о том, что автор не понимает или не желает видеть вообще различий между причиной и условием, не желает знать, что условие столь же необходимый фактор для наступления результата, как и причина, и потому оно столь же нужно для наступления общего результата. В-третьих, смешение причин и условий ведет к поддержке теории conditio sine qua non, которая не только в теории уголовного права подвергалась, и абсолютно обоснованно, сокрушительной критике. В-четвертых, смешение причин и условий вместо поиска ограничения криминальной значимости условий приводит к неограниченной уголовной ответственности при их существовании.

Думается, проблема выделения объективной связи каждого участника с преступным результатом не должна скрываться за общей причиной, так как при установлении ответственности соучастника суд обязан выполнить требование закона (ч. 1 ст. 67 УК РФ) и учесть характер участия, под которым понимается выполненная им роль, своеобразие его функций, его вклад в общий результат, специфику его объективной связи с общим результатом, то есть все то, что имеет отношение к его личному участию в достижении общего результата.

Вместе с тем не следует говорить о какой-либо специфике, особенностях причинной связи при соучастии, как это делают некоторые ученые. При таком подходе с необходимостью возникает проблема природы причинности - является ли она всеобщей философской категорией или же она различна в отдельных отраслях деятельности человека (гражданско-правовая причинность, уголовно-правовая причинность и т.д.), - и решается данная проблема в пользу второй позиции. Однако сам М.И. Ковалев, похоже, придерживается первой точки зрения: "Проблемы причинности в праве всегда решались с позиции какой-либо философской системы. Основное различие в решении этих проблем заключается в том, на какой философской позиции стоит исследователь - идеалистической или материалистической".

В литературе уже высказывались точки зрения, согласно которым не все соучастники причинно связаны с результатом: только исполнитель причиняет вред, действия иных соучастников являются лишь условием причинения. Однако данная позиция не была поддержана в теории уголовного права. И даже некоторые ее сторонники, желая соединить две противоположности (действительно существующие две объективные связи при соучастии - причинную и непричинную и общую "причинную" связь), в конечном счете сливают в одно причины и условия, превращают условия в причину, чего не должно быть при четком следовании диалектике. Мы должны помнить, что причиной всегда выступает явление, способное по своей объективной сущности, по своим объективным свойствам создать, породить другое явление, перенеся в него свое материальное содержание. В причине всегда содержится реальная возможность соответствующего следе ниш Условия же никогда не способны чего-либо породить, создать. Они лишь помогают причине, подталкивают причину к развитию в нужном направлении. Если явление, бывшее условием, что-то создает, порождает, то оно становится причиной, превращается в причину второго следствия, оставаясь при этом условием следствия первого. Но явления и результаты будут уже иными, нежели те, которые были тогда, когда они выступали в качестве условия. В этом - аксиома диалектики: причина - всегда причина, условие - всегда условие, и они не могут поменяться ролями в конкретных условиях места и времени.

Применительно к соучастию видно, что здесь напрямую порождает результат только поведение исполнителя, благодаря которому возникает новое явление - общественно опасное последствие. Поэтому причинная связь в чистом виде относится главным образом к исполнителю. Возможно, подобное и послужило основанием дин вышеприведенной позиции, согласно которой действия иных соучастников всегда должны признаваться условием, а не причиной. Действительно, поведение иных соучастников (организаторов, подстрекателей, пособников) напрямую не вызывает преступного результата. Однако приравнивать всех иных соучастников в плане дифференциации причин и условий к условиям, на наш взгляд, неверно.

При более глубоком рассмотрении функциональных связей соучастников можно заметить, что иные соучастники либо создают, порождают соучастников (подстрекатель склоняет исполнителя к совершению преступления; подстрекатель склоняет пособника к совершению определенных действий), либо лишь помогают существующим уже соучастникам более эффективно выполнить их функции (организатор руководит действиями исполнителя, подстрекателя или пособника; пособник помогает исполнителю, организатору, подстрекателю в выполнении их функций; подстрекатель давая пособника, помогает исполнителю и т.д.). В указанных двух вариантах существуют различного рода объективные связи. Если в первом варианте имеется причина или причина причины, которая должна признаваться причиной следствия, то во втором - условием причины или условием условия, в конечном счете - условием следствия (преступного результата). В литературе уже говорили о таком разделении объективных связей: действия исполнителя - причина результата; действия иных соучастников - условия причины. В первом варианте имеется причинно-следственная связь, во втором - обусловливающе-опосредованная, поскольку есть условия, влияющие на общий результат через причину.

Наличие двух объективных связей в уголовном праве помогает дифференцировать и уголовную ответственность; не случайно мы традиционно говорим о меньшей опасности пособника в сравнении с другими соучастниками и о меньшей, как правило, его ответственности. Однако при этом забываем, что и иные соучастники могут находиться не в причинной, а в обусловливающе-опосредованной связи с результатом. В новейшей литературе это находит поддержку, но делается попытка двоякого подхода к пониманию объективной связи между действиями иных соучастников и общим результатом в зависимости от того, является ли соучастие групповым преступлением или соучастием с "юридическим разделением ролей": в первом они связаны причинно, а во втором - обусловливающе-опосредованно. Именно поэтому причинная или обусловливающе-опосредованная связи останутся таковыми вне зависимости от того, имеем мы дело с групповым преступлением или с иного рода соучастием.

Особую сложность в этом плане представляют случаи множественности связей. Возвращаясь к функциональным связям, можем заметить, что они могут быть и четырехзвенными: организация подстрекательства к пособничеству в исполнении есть по существу причина условия причины. Из всех возникающих вопросов по данным взаимосвязям остановимся на двух: о подстрекателе и о характере объективной связи в таких случаях. Сопоставляя приведенный пример подстрекательской деятельности с той деятельностью подстрекателей, которая непосредственно выходит на исполнителя, мы можем с достаточной долей уверенности сказать, что здесь она имеет меньшую общественную опасность. И не только потому, что удлиняется "цепочка" функциональных связей, но и из-за изменения характера объективной связи между их поведением и результатом, которая в конечном счете становится обусловливающе-опосредованной, поскольку причина создает условие и уже оно помогает непосредственной причине развиваться в нужном направлении. Очевидно, наряду с длиной "цепочки" функциональной связи характер объективной связи является вторым фактором, влияющим на общественную опасность соучастника. На наш взгляд, любопытно и в определенной части верно разрешает указанную проблему УК Японии 1907 г.: "Лицо, которое путем подстрекательства побуждало другого к совершению преступления, приравнивается к исполнителю" (ч. 1 ст. 61 УК), тогда как "лицо, которое подстрекает пособника, приравнивается к пособнику", т. е. похоже, что здесь в первом случае выделяется причинная связь и ее уголовно-правовое значение, во втором -- обусловливающе-опосредованная с ее криминальным значением. Подтверждения или опровержения этого в переводной литературе найти не удалось.

Установление двух видов объективной связи при соучастии вовсе не свидетельствует о специфике их, поскольку и в индивидуальной преступной деятельности они существуют; особенно очевидно подобное при совершении преступления путем действия или бездействия: в первом случае исполнение всегда связано с причинением, во втором, -- как правило, обусловливающе-опосредованно.

Кроме указанных трех объективных моментов, определяющих совместность, П.И. Гришаев указывает еще на один: "Действия каждого участника являются в конкретной обстановке данного преступления необходимым условием совершения действий другими соучастниками". Абсолютно непонятно, что скрывается за этим признаком, ведь любое условие, признанное криминально значимым, является необходимым. Приведенный же автором пример из судебной практики доказывает скорее наличие функциональных связей. Мало того, на фоне выделенной причиной связи в качестве самостоятельного объективного момента противоречиво выглядит обособление каких-то "необходимых условий": все-таки, причины или условия либо то и другое? Думается, в выделении указанного объективного фактора в качестве самостоятельного нет нужды, поскольку он ничего не добавляет к тем трем, анализ которых был дан выше. Мы готовы согласиться с указанным добавлением, но в качестве критерия существования криминально значимой обусловливающе-опосредованной связи: есть необходимое условие -- есть такая связь, есть уголовная ответственность за него; нет необходимости условия -- нет анализируемой связи, нет уголовной ответственности за него.

Вместе с тем в теории уголовного права высказано критическое отношение к характеристике совместности через приведенные факторы в связи с искусственностью расчленения признака совместности путем включения в него других объективных моментов. Однако здесь же Ф.Г. Бурчак говорит, "что совместность, кроме объективных моментов" предполагает наличие субъективных моментов. О каких объективных моментах ведет речь автор, мы не знаем, так как он их не раскрывает. Отсюда следует вывод: либо Ф.Г. Бурчак внутренне согласен с выделенными другими авторами объективными моментами, хотя и считает выделение искусственным, либо он имеет в виду иные объективные моменты, по которым можно определить совместность, но не раскрывает их.

Представляется, что рассмотренные три фактора (функциональная связь, общий результат и объективная связь между деянием и результатом) в достаточной мере характеризуют совместность.

В этом плане вполне обоснована была позиция И.П. Малахова, признавшего соучастием "особый вид индивидуальной преступной деятельности субъекта", поскольку иное фактически не следовало из закона, закон рассматривал совместность на уровне участия каждого в совершении преступления.

Однако И.П. Малахов не прав в том, что признает соучастием только этот уровень совместности, тогда как участие каждого соучастника в совершении преступления (вместе с другими) -- это лишь первый уровень совместности. Наряду с ним существует и второй уровень, заключающийся в совокупной деятельности всех соучастников (все вместе), в ее сорганизованности и согласованности. Последняя не находила отражения в законе (кроме квалифицирующих признаков в Особенной части и упоминания об организованной группе как отягчающем обстоятельстве), тогда как в ней-то и содержится в значительной части сущность соучастия. Попытку такого выделения уровней соучастия предпринимал еще Н.С. Таганцев: "Внешних признаков, отличающих соучастие от других случаев совпадения в виновности, указывают обыкновенно два. Первый - ответственность каждого за все преступление, совершенное общими силами; второй -- общая подсудность", которую он признал весьма второстепенным признаком. Надо признать, что автор верно выделил первый внешний уровень совместности, но напрасно описал второй уровень (совокупность действий) на основе процессуальных категорий.

На подобное несоответствие в законе уже неоднократно указывалось и в теории советского уголовного права. Так, У.Э. Лыхмус пишет: "Они наряду с исполнителями должны нести ответственность за совместно совершенное преступление. Между тем в Общей части УК нет прямого указания на такую ответственность..." - и предлагает дополнить Общую часть соответствующими положениями. Мы также выделяли два уровня совместности и предлагали закрепить их в уголовном законе.

Однако имеются и противники такового. Например, В.А. Алексеев и В.В. Орехов считают, что "... представляются нецелесообразными предложения о введении в Общую часть уголовного законодательства общего определения группового преступления". К вопросу о групповом преступлении мы еще вернемся, пока же выскажем резко отрицательную оценку данного мнения. Несмотря на иное терминологическое оформление (сказано о групповом преступлении), авторы напрямую выходят на совместность как таковую, на второй ее уровень, который наиболее выпукло отражается в групповом преступлении. Коль скоро закон определяет соучастие как совместное участие нескольких лиц в совершении преступления, необходимо и уточнение этой совместности, ее понятия, разновидностей и значения. И коль скоро теория уголовного права уже в течение десятков лет не может найти оптимального решения этих вопросов, а на практике каждый специалист меряет их своим аршином, необходимо законодательно урегулировать их, хотя бы этим снизив судейский субъективизм. Ведь это касается совместности -- важнейшего признака соучастия.

Теория уголовного права издавна требовала обобщающего выражения групповых преступлений (действия всех вместе). Так, Р.Р. Галиакбаров писал, что следует создать норму общего типа для регламентации групповых преступлений, однако свое предложение он строил на обособлении собственно соучастия и групповых преступлений, т.е. пытаясь вывести групповое преступление за пределы соучастия. Именно от этого предостерегали некоторые ученые: "Группа же есть не что иное, как одна из форм соучастия со всеми присущими ему объективными и субъективными признаками". Новый Уголовный кодекс в этом направлении пошел еще дальше, в нем выделена ст. 35 УК, отражающая виды групповых преступлений и их уголовно-правовое значение, а в ст. 34 УК сделана попытка разделить квалификацию соучастия на этих двух уровнях.

С учетом двух уровней совместности степень сорганизованности участия также выступает на двух уровнях: на первом мы имеем примитивное, слабо развитое соучастие, при котором главным остается участие каждого в совершении преступления; на втором появляются определенные дополнительные признаки, благодаря которым соучастие превращается в качественно иное, характеризующееся большей общественной опасностью.

В зависимости от характера последствия можно выделить два вида совместности: целенаправленную деятельность нескольких лиц и побочную деятельность нескольких лиц. Первый представляет собой традиционное соучастие с прямым умыслом, при котором каждый соучастник желает наступления общего результата, вменяемого каждому соучастнику, и действует в направлении данного результата. Второй вид связан с наличием побочного конкретизированного или неопределенного результата, находящегося за пределами желаемого, -- это соучастие с косвенным умыслом или неосторожное. Он, в свою очередь, может быть подразделен на два подвида: соучастие с побочным результатом действия всех лиц и соучастие с побочным результатом действия только некоторых (одного или нескольких) лиц.

Таким образом, совместность участия включает в себя: 1)сами действия соучастников, их специфику и взаимосвязанность; 2) результат действий соучастников: 3) объективную связь между действиями соучастников и результатом.

Наличие нескольких лиц теснейшим образом связано с совместностью: нет и не может быть совместности без участия нескольких лиц. При этом возникает два вопроса: что представляет собой наличие нескольких лиц и какого рода субъекты могут составлять нескольких лиц в плане соучастия.

По самому факту наличия двух или более лиц проблем в уголовном праве, как правило, не существует, поскольку соучастие и возникло как институт уголовного права в связи с совершением преступления несколькими лицами, стечением нескольких лиц в одном преступлении. Отсюда и наличие нескольких лиц выступает количественным признаком соучастия. Максимум соучастников может охватывать и единицы, и десятки, и сотни (например, при массовых беспорядках) лиц. По поводу минимального количества соучастников в правоприменительной практике, нормативной базе и теории существует точка зрения, согласно которой в преступной организации должно быть не менее трех человек. На это вновь обратил внимание А.В. Шеслер и подверг данное положение критике. Присоединяясь к указанной критике, отметим, что объективных оснований для сужения круга соучастников в преступной организации нет, и уголовный закон однозначно говорит о двух лицах как минимуме соучастников (ст. 32 УК), все остальные предложения носят надуманный бездоказательный характер. Необходимо сказать, что критикуемая позиция в некоторых странах закреплена в уголовном законодательстве, например, в УК КНР: "Преступная группа -- это трое и более лиц", точнее, в ч. 2 ст. 26 УК КНР сказано: "Преступным сообществом признаются трое и более лиц, создавших устойчивую преступную группу для совместного осуществления преступлений". Абсолютно непонятно, почему преступное сообщество создают как минимум трое, а не пятеро, шестеро человек, что еще более опасно.

Относительно второго вопроса можно констатировать, что в теории уголовного права общепризнанно считать соучастниками только субъектов преступления, т.е. лиц, достигших установленного законом возраста и признанных вменяемыми. Лишь совместная деятельность субъектов преступления создает соучастие. Иная совместная деятельность не является таковым, поскольку другой участник (другие участники) не осознавал (не осознавали) общественно опасного характера как лично своих, так и совместных действий и последствий содеянного и не мог (не могли) осознавать. Неслучайно и подобных ситуациях деяние субъекта преступления расценивается как опосредованное исполнение преступления вне зависимости от роли субъекта в совершении преступления. Кроме того, никогда не субъект не может быть признан, например, пособником в преступлении. Это -- аксиома. И, может быть, не следовало бы касаться данного вопроса вообще в связи с его очевидностью, если бы не позиция, которую заняли судебная практика и некоторые представители науки уголовного права.

Несмотря на всеобъемлющую критику, в новейшей теории уголовного права по данному вопросу вновь возникает поддержка судебной практики и позиции Р.Р. Галиакбарова. Так, Д.В. Савельев считает, что "преступление может быть совершено группой лиц без признаков соучастия. Например, случаи совершения групповых деликтов надлежащим субъектом с участием малолетних, подростков не так уж редки. Российское уголовное право в понятие "преступление" включает материальный признак -- общественную опасность. Очевидно, что само по себе совершение деликта группой лиц повышает его общественную опасность". Автор совершенно прав. Однако многие преступления (например, кражи) совершают малолетние, подростки, и опасность подобного не стоит преуменьшать, тем не менее уголовной ответственности таких лиц не существует и, надеемся, существовать не будет, то есть социальное явление не всегда становится уголовно-правовым и отождествлять их явно не следует.

На этом фоне решения Верховного Суда РФ по конкретным делам не выдерживают критики. Так, в № 8 Бюллетеня Верховного Суда РФ за 2001 г. указано: "Преступление признается совершенным группой лиц по предварительному сговору, если в нем участвовали лица, заранее договорившиеся о совместном его совершении, независимо от того, что некоторые из участвовавших не были привлечены к уголовной ответственности в силу недостижения возраста уголовной ответственности или ввиду невменяемости".

Подводя итог сказанному, нужно признать, что позиция судебной практики и авторов, пытающихся вывести группу лиц, указанную в Особенной части УК, за рамки соучастия с соответствующим допущением участия в ней лиц, не являющихся субъектами преступления, не выдерживает критики, поскольку она не упрощает, а усложняет понимание групповых преступлений; размывает наше представление о многих уголовно-правовых категориях, что усугубляет ошибки судебной практики; не обоснована по существу. Групповые преступления необходимо рассматривать только в рамках соучастия, лишь так мы можем разобраться в этом вопросе, окончательно его не запутывая. И новый УК это подтвердил. Однако вышеприведенная практика верховного Суда РФ показала, что законодательное отражение групповых преступлений (ст. 35 УК) в главе, регламентирующей соучастие (свидетельство признания их соучастием и только соучастием), и твердо установившаяся судебная практика, согласно которой соучастниками могут быть лишь субъекты преступления, для Верховного Суда не указ; он создал для себя фикцию, свое собственное представление о групповом преступлении и много лет ей следует, не видя того, что в новых условиях данная фикция вошла в противоречие с уголовным законом. Надо признать -- у Верховного Суда РФ странное представление о законности.

Страницы: 1, 2, 3


© 2010 Современные рефераты