Убийство в состоянии аффекта

Заслушав доклад судьи Верховного Суда Российской Федерации Русакова В.В., мнение прокурора Модестовой А.А., полагавшей судебное решение в отношении Р. оставить без изменения, Судебная коллегия установила: в кассационной жалобе осужденный Р. просит тщательно и объективно разобраться с материалами дела, указывая, что суд необоснованно не применил к нему ст. 64 УК РФ при назначении наказания; просит переквалифицировать его действия на ст. 107 УК РФ, ссылаясь на то, что в момент совершения преступления он не контролировал своих действий.

В возражении государственный обвинитель Мельничук И.В. просит приговор оставить без изменения.

Проверив материалы дела, выслушав объяснения осужденного Р., поддержавшего свои доводы, изложенные им в жалобе, обсудив доводы кассационной жалобы, Судебная коллегия находит приговор суда законным и обоснованным.

Виновность осужденного Р. в совершении преступления материалами дела установлена и подтверждается собранными в ходе предварительного следствия и исследованными в судебном заседании доказательствами, которым дана надлежащая оценка.

Так, в период предварительного расследования и в судебном заседании Р. не отрицал того обстоятельства, что после употребления спиртных напитков с матерью и дальним родственником Г., он решил сходить в магазин для того, чтобы еще купить спиртное. Когда вернулся из магазина, то увидел мать и Г., лежащих на диване, при этом Г. обнимал мать и целовал. Ему это не понравилось и он, взяв со стола кухонный нож, подошел к Г. и нанес несколько ударов ножом в шею, а затем ударил ножом мать.

Суд первой инстанции обоснованно признал указанные показания Р. об обстоятельствах случившегося в ходе предварительного следствия и в судебном заседании достоверными, так как они подтверждаются другими доказательствами.

В материалах дела имеется протокол осмотра места происшествия, из которого следует, что в доме № 8а по улице Мира в г. Улан-Удэ были обнаружены трупы женщины и мужчины с признаками насильственной смерти.

Согласно заключению судебно-медицинской экспертизы смерть Р.В. наступила в результате колото-резаного ранения шеи слева с повреждением левой внутренней сонной артерии, повлекшее за собой обильную потерю крови.

По заключению судебно-медицинской экспертизы смерть Г. последовала от обильной потери крови, развившейся в результате пяти колото-резаных ранений на передней боковой поверхности шеи слева с повреждением общей сонной артерии, пищевода и трахеи.

Выводы судебно-биологической экспертизы свидетельствуют о том, что обнаруженная на ноже и на одежде Р. кровь, по своей групповой принадлежности от Р.В. и Г. не исключается.

Виновность Р. в убийстве двух лиц подтверждается и другими, имеющимися в деле и приведенными в приговоре доказательствами.

Тщательно исследовав обстоятельства дела и правильно оценив все доказательства по делу, суд первой инстанции пришел к обоснованному выводу о доказанности вины Р. в убийстве, совершенном в отношении двух лиц, верно квалифицировав его действия по п. "а" ч. 2 ст. 105 УК РФ.

Выводы суда о наличии у Р. умысла на совершение убийства надлежащим образом мотивированы в приговоре и подтверждаются приведенными показаниями Р. в ходе предварительного следствия и в судебном заседании, правильно признанными соответствующими действительности, так как соответствуют целенаправленным действиям Р. при совершении убийства.

Указанные в приговоре доказательства подтверждают правильность выводов суда об отсутствии у Р. состояния физиологического аффекта. Как видно из заключения стационарной судебно-психиатрической экспертизы у Р. обнаружено органическое расстройство личности вследствие перенесенной черепно-мозговой травмы; Р. обнаруживает рассеянную неврологическую микросимптоматику, отмечается вязковатость, ригидность мышления, эмоциональная неустойчивость, раздражительность. Однако, степень выявленных изменений психики к Р. не такова, чтобы он не мог в полной мере осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий и руководить ими. Выводы комиссии экспертов соответствуют выводам суда о том, что Р. не находился в состоянии аффекта либо ином выраженном эмоциональном состоянии.

Наказание назначено Р. в соответствии с требованиями ст. 60 УК РФ, соразмерно содеянному им и с учетом всех конкретных обстоятельств дела. Оснований для смягчения наказания с применением ст. 64 УК РФ, о чем содержится просьба в кассационной жалобе осужденного Р., Судебная коллегия не усматривает.

Согласно ст. 64 УК РФ исключительными суд может признать обстоятельства, связанные с целями и мотивами преступления, ролью виновного, его поведением во время и после совершения преступления и других обстоятельств, существенно уменьшающих степень общественной опасности преступления, а равно при активном содействии участника преступления раскрытию этого преступления.

Как видно из приговора, судом не признавались обстоятельствами исключительными такие, которые были связаны с целями и мотивами преступления, ролью Р., поведением последнего во время и после совершения преступлений, с активным его содействием раскрытию преступления.

Таким образом, оснований к изменению приговора как в части юридической квалификации действий осужденного Р., так и назначенного ему наказания, Судебная коллегии не находит.

Исходя из изложенного, руководствуясь ст. ст. 377, 378, 388 УПК РФ, Судебная коллегия определила: приговор Верховного Суда Республики Бурятия от 4 августа 2006 года в отношении Р. оставить без изменения, кассационную жалобу осужденного Р. - без удовлетворения. Определение Верховного Суда РФ от 15 мая 2007 года № 73-о06-41 «Приговор по делу об убийстве двух лиц оставлен без изменения, так как виновность осужденного в содеянном установлена материалами дела и подтверждается исследованными в судебном заседании доказательствами, действия виновного квалифицированы правильно, исследованные доказательства свидетельствуют об отсутствии у осужденного состояния физиологического аффекта во время совершения преступлений и наказание назначено справедливое» // Бюллетень Верховного Суда РФ. - 2008. - № 4. - С. 12.

Завершая рассмотрение уголовно - правовой характеристики понятия «аффект», уместно указать, что законодательная формула ст. ст. 107, 113 УК РФ не отвечает сложившейся правоприменительной практике. Суды расширительно толкуют нормы, предусматривающие ответственность за аффективные деяния. Несомненно, этому способствовал и законодатель, который ввел в диспозицию ст. ст. 107, 113 УК психологический термин "аффект", придав ему совершенно иное содержание и смысл. Думается, что с целью более точного применения уголовного закона, а также единообразного понимания категории "аффект" необходимо внести в текст ст. ст. 107 и 113 изменения следующего характера: "...совершенное в состоянии сильного душевного волнения (физиологического аффекта или приравненной к нему эмоции)...". Соответственно необходимо расширить перечень обстоятельств, закрепленных в ст. 196 УПК РФ, для установления которых проведение экспертизы является обязательным.

Согласно отечественной уголовно - правовой доктрине убийство или причинение вреда здоровью в состоянии внезапно возникшего сильного душевного волнения, вызванного неправомерными действиями потерпевшего, влекут за собой значительное смягчение наказания. Преступления, совершенные в таком состоянии, уголовный закон традиционно выделяет в специальный состав. Действующий УК РФ, сохранив унаследованное им понятие "внезапно возникшее сильное душевное волнение", дополнил его уточняющим термином "аффект". В литературе появились высказывания, что в новой редакции закон стал более определенным. Однако некоторые важные вопросы, по нашему мнению, так и остались без четкого ответа и требуют дополнительной доработки.

УК РФ предусмотрел два специальных состава для преступлений, совершаемых под влиянием сильного душевного волнения, - "убийство, совершенное в состоянии аффекта" (ст. 107) и "причинение тяжкого или средней тяжести вреда здоровью в состоянии аффекта" (ст. 113). Анализ названий и текста обеих статей дает основания полагать, что наименование "внезапно возникшее сильное душевное волнение" и термин "аффект" использованы как синонимы. При более внимательном рассмотрении всей проблемы ее терминологические аспекты оказываются весьма непростыми. Попытаемся разобраться.

Понятие "сильное душевное волнение" появилось в российском Уголовном Уложении 1903 г. взамен прежнего, выполнявшего аналогичные функции - "запальчивость и раздражение". В литературе отмечалось, что данное терминологическое изменение было во многом «обусловлено научными достижениями рубежа XIX - XX веков, прежде всего в области психологии и физиологии» Шишков С. Установление «внезапно возникшего сильного душевного волнения» (аффекта) // Законность. - 2002. - № 11. - С. 19.. Несмотря на это, новое понятие долгое время оставалось вполне обыденным, а его содержание толковалось в духе общекультурных представлений своего времени на уровне простого здравого смысла. Таким его восприняло и советское уголовное право.

Ключевое слово анализируемого понятия - "волнение". В обычном словоупотреблении оно означает "сильная тревога, душевное беспокойство"

Ожегов С.И. Словарь русского языка. - М.: Наука, 1989. - С. 124.. Правда, слово "душевное" в качестве синонима слова "психическое" в наши дни устарело и звучит архаично.

При толковании рассматриваемого понятия в учебниках и практических пособиях по уголовному праву едва ли не основное внимание долгие годы уделялось признаку "внезапности возникновения", трактуемому сугубо хронологически. Наличие "внезапности" за душевным волнением признавалось лишь тогда, когда разрыв во времени между неправомерными действиями потерпевшего и спровоцированным ими преступлением либо отсутствовал, либо был крайне невелик.

Слово "сильное" служит показателем того, что возникающее у виновного волнение должно быть выраженным, интенсивным и нарушать нормальную психическую регуляцию поведения. Вместе с тем дезорганизация психической деятельности не должна быть столь глубокой, чтобы полностью исключать способность лица к осознанию своих поступков и к руководству ими. Этим сильное душевное волнение, являющееся неболезненным состоянием вменяемого человека, отличается от болезненных психических расстройств, обусловливающих невменяемость (к числу последних относится, в частности, патологический аффект).

В целом же содержательные характеристики сильного душевного волнения как преимущественно "обыденного" понятия при попытке их прояснения оказываются скупыми и не всегда четкими. По каким, к примеру, признакам можно было бы раскрыть содержание слова "сильное"? Как именовать эти признаки? Чем вообще надлежит измерять интенсивность, "силу" душевного волнения на уровне обыденных представлений и здравого смысла?

Несмотря на отмеченные трудности, понятие сильного душевного волнения долгое время считалось достаточно очевидным и вполне доступным для понимания следователями, прокурорами, судьями и другими участниками уголовного процесса.

Так, в Комментарии к УК РСФСР 1926 г., изданном в 1944 г., нет никаких разъяснений по поводу содержания этого понятия. Объяснение напрашивается одно: авторы Комментария сочли подобные разъяснения излишними ввиду полной ясности самого предмета.

Подтверждением сказанному может служить следственная и судебная практика 40 - 70-х годов. Соответствующие примеры регулярно публиковались в юридических журналах и официальных бюллетенях судебной практики. Анализ их показывает, что при решении вопроса о наличии у обвиняемого внезапно возникшего сильного душевного волнения следователи и судьи тщательно изучали детали возникновения и развития конфликта между потерпевшим и обвиняемым.

В оценках эмоционального состояния обвиняемого следствие и суд опирались на две группы обстоятельств: 1) внешне наблюдаемые признаки поведения обвиняемого в момент совершения им преступления, установленные в ходе следственных и судебных действий, - внешний вид, двигательная активность, особенности речи, мимики и пр.; 2) субъективно переживаемые обвиняемым ощущения, о которых он мог сообщить в своих показаниях.

Эти ощущения выражались обычно словами: "очень смутно помню случившееся", "все было как во сне", "во мне будто что-то сорвалось" и т.п. Все относящиеся к установлению сильного душевного волнения обстоятельства, в том числе признак "внезапности возникновения", выявлялись следователем и судом самостоятельно с опорой на свои профессиональные знания (правовых дисциплин и основ юридической психологии) и здравый смысл. Эту систему оценок можно назвать рационализированным здравым смыслом.

Позднее в трудах по уголовному праву категорию внезапно возникшего сильного душевного волнения все чаще стали соотносить с психологическим понятием "аффект", которому свойственны такие признаки, как внезапность возникновения, взрывной характер эмоциональной разрядки, специфические и глубокие психические изменения, остающиеся тем не менее в пределах вменяемости.

Этот подход имел очевидные преимущества. Он позволял не выискивать характеристики значимого в уголовно - правовом отношении эмоционального состояния среди житейских понятий и обыденных представлений, а заимствовать эти характеристики непосредственно из психологии, где они были либо уже выработаны, либо их поиск мог целенаправленно вестись учеными - психологами.

В итоге ко второй половине 70-х гг. во многих юридических и судебно - психологических работах "внезапно возникшее сильное душевное волнение" по своей содержательно - психологической стороне стали фактически отождествлять с "физиологическим аффектом". Слово "физиологический" было призвано провести разграничение между двумя разновидностями юридически значимых аффектов - патологическим и непатологическим.

Разработка проблем физиологического (непатологического) аффекта велась в отечественной судебной психологии весьма интенсивно. В ходе исследований выявлялись и уточнялись его признаки, разновидности, стадии и пр. В итоге понятие "физиологический аффект" все более насыщалось сложным психологическим содержанием. Достаточно сказать, что в одном из последних учебников по юридической психологии можно насчитать уже 8 (!) его диагностических признаков.

Такое развитие проблемы естественным образом поставило вопрос о необходимости судебно - психологической экспертизы. Эксперты - психологи стали привлекаться к установлению физиологического аффекта еще в 60-е гг. (патологический аффект как болезненное расстройство всегда устанавливался с помощью судебно - психиатрической экспертизы). Со временем число экспертиз возрастало, и ныне случаи, когда вопрос о наличии физиологического аффекта решается с помощью психологической экспертизы, количественно не уступают случаям традиционного решения данного вопроса неэкспертным путем.

Казалось бы, в этой эволюции в сторону усиления роли экспертизы нет ничего необычного. Напротив, подобный путь решения сложных неюридических по своему содержанию вопросов для уголовного процесса традиционен. Два века назад помешательство обвиняемого, исключающее возможность применения к нему обычных уголовно - правовых санкций, могло быть установлено как с участием врача - эксперта, так и без него. В наши дни для установления психического расстройства, обусловливающего невменяемость, закон требует обязательного назначения экспертизы (п. 3 ст. 196 УПК РФ Уголовно - процессуальный кодекс Российской Федерации (от 18.12.2001 г. № 174 - ФЗ; ред. от 30.12.2008 г.) // Собрание законодательства РФ. - 2001. - № 52 (Часть 1). - Ст. 4921 ). Можно предположить, что и уголовные дела, по которым устанавливается физиологический аффект, ждет аналогичная судьба.

Но дело в том, что вопрос требуется однозначно решать не когда-нибудь, а сейчас. Мы либо вынуждены признать, что для установления непатологического аффекта необходимы специальные знания и, следовательно, экспертиза, либо сделать вывод, что специальные знания и экспертиза здесь не нужны, а наличие или отсутствие аффекта следователь и суд обязаны устанавливать сами.

Таково общепризнанное правило теории судебных доказательств, нашедшее отражение в законе (ст. 57 УПК РФ, ч. 7 ст. 9 Федерального закона "О государственной судебно - экспертной деятельности в Российской Федерации" ФЗ О государственной судебно - экспертной деятельности в Российской Федерации (от 31.05.2001 г. № 73 - ФЗ) // Собрание законодательства РФ. - 2001. - № 23. - Ст. 2291. и др.), которое кратко можно сформулировать так: если в ходе производства по делу для установления каких-то обстоятельств возникла потребность в специальных знаниях, то должна назначаться экспертиза.

Столь жесткая постановка вопроса немного смущает. Ведь вывод о необходимости экспертизы (а именно к нему склоняется все больше специалистов) означает, что ее придется проводить по каждому делу об установлении аффекта. В результате практика рискует столкнуться со значительными трудностями - в стране может просто не оказаться достаточного количества квалифицированных экспертов - психологов.

Но озадачивает и второй из возможных выводов - об отсутствии необходимости в специальных знаниях и психологической экспертизе. В нем видится отход назад: ибо как можно отказываться от экспертизы, уже прочно укоренившейся в следственной и судебной практике и вроде бы неплохо себя зарекомендовавшей? К тому же такое решение применительно к аффекту способно поставить под сомнение необходимость судебно - психологической экспертизы в решении ряда иных вопросов, решаемых ныне с ее помощью.

В этой связи хотелось бы отметить два момента. Во-первых, та противоречивая неопределенность, которая сложилась в вопросе об установлении аффекта (можно назначить экспертизу, а можно и не назначать), тоже неприемлема. Она, как уже говорилось, не соответствует правовой доктрине и закону и не имеет к тому же вразумительного объяснения. Как бы мы отнеслись к подобной двойственности при доказывании других обстоятельств - если бы, к примеру, следователи и суды стали определять исполнителя рукописного документа в одних случаях с помощью почерковедческой экспертизы, а в других - самостоятельно, путем сличения соответствующих текстов, что называется, на глазок?

Во-вторых, двойственность в вопросе о необходимости экспертизы может оказаться и вполне оправданной, но только в строго определенных рамках. Например, все случаи доказывания аффекта были бы подразделены на простые и сложные (оба названия условны). В первом случае обстоятельства происшедшего относительно просты и потому доступны для распознавания и квалификации без обращения к экспертам. Сложность второго варианта может выразиться в атипичности или необычности внешней картины протекания эмоциональной реакции, в попытках обвиняемого "симулировать" аффект, которого на деле не было, и пр. Эти и иные усложняющие правильную оценку эмоционального состояния факторы дают основания для назначения экспертизы. Так что в одних случаях она нужна, в других - нет. В настоящее время все случаи доказывания аффекта фактически тоже разделились на два аналогичных вида - экспертный и неэкспертный. Однако само это разделение осуществляется абсолютно произвольно и зависит от случайных обстоятельств - от личного доверия следователя или судьи к возможностям психологической экспертизы, от наличия квалифицированных экспертов - психологов в данном регионе и пр. Такого рода факторы не должны быть определяющими в рассматриваемом вопросе, а потому следует выработать систему четких критериев назначения судебно - психологической экспертизы ("экспертизы аффекта").

Существующую двойственность в вопросе о роли эксперта в доказывании аффекта иногда пытаются объяснить так. Следователь и суд в принципе способны сами решить вопрос об аффекте, однако и привлечение эксперта - психолога им отнюдь не помешает. Эксперт, знающий предмет более глубоко, чем юрист, может что-то уточнить, прояснить, дополнить, оказать иное полезное содействие. Так ли это?

Полагаем, что нет. Рассмотрим простой, но наглядный пример. В уголовном процессе по каждому делу приходится сталкиваться с категорией "время" и его измерением (время совершения преступления, время начала и окончания следственных действий, процессуальные сроки и пр.). Возникающие при этом практические вопросы разрешимы на уровне знания общеизвестных фактов, житейского опыта и здравого смысла, подкрепляемых, если необходимо, юридическими познаниями. Например, знанием закона в части, касающейся сроков давности или сроков предварительного следствия. Средства измерения времени, которые могут понадобиться следователю и судье, тоже общедоступны - календарь, часы, несложные арифметические расчеты.

Может ли оказаться полезным для решения такого рода простых вопросов обращение к концепциям понятия "время", выработанным научной мыслью, или использование сверхточных часов, дающих ничтожно малую погрешность (доли секунды за многие годы)? Ясно, что нет.

Следовательно, специальные "высокоточные" знания необходимы лишь там, где без них невозможно решить какой-то конкретный вопрос. Если же он разрешим и без таких знаний, то они становятся ненужными. А значит, и тезис, согласно которому привлечение специальных знаний всегда полезно для дела, ложен. Причем сообщаемая экспертом ненужная информация может оказаться не просто излишней и невостребованной, но даже вредной, спровоцировав фактическую ошибку или иное нарушение закона. Подобное может произойти, когда сложные экспертные выводы неверно поняты следователем или судом, когда эксперт вышел за пределы своей компетенции и пр.

Наконец, сам законодательный термин "аффект" вызвал разногласия среди специалистов. Некоторые из них не считают его строгим научно - психологическим понятием. Появление в УК РФ слова "аффект" есть, по их мнению, результат терминологической модернизации, замены устаревших законодательных наименований более современными, но не более. Так что законодательный термин "аффект" - понятие юридическое.

Такой подход может показаться сомнительным, но в принципе он допустим. Лексика обновляется постоянно, причем источником обновления в сферах, даже далеких от науки, нередко выступает научная терминология. К примеру, слова "стресс", "эмоциональная реакция" и им подобные можно встретить уже не только в специальной или научно - популярной литературе, но и в быту. Отсюда можно предположить, что поскольку когда-то "сильное душевное волнение" пришло на смену "запальчивости и раздражению", то и теперь настало время для очередного пересмотра устаревающей терминологии, в результате чего "сильное душевное волнение" постепенно уступит место "аффекту" без пересмотра содержательной стороны обозначаемого новым термином понятия (аналогично тому, как в новом УК "психическое расстройство" сменило "душевную болезнь").

Такой подход вызывает все же некоторые сомнения. Не потому, что содержит принципиальную ошибку, а потому, что вносит дополнительную неопределенность в обсуждаемый предмет, ибо научные и практические работники (юристы и психологи) получают тем самым возможность трактовать термин "аффект" по своему усмотрению - то как строгое научно - психологическое понятие, то как понятие юридическое, то как понятие, целиком почерпнутое из круга обыденных представлений. Теперь обратимся к некоторым проблемам собственно экспертизы, назначаемой по поводу установления аффекта. Ее следует проводить в рамках комплексной психолого-психиатрической экспертизы или в рамках однородной психологической экспертизы, назначаемой после судебно - психиатрической. Ибо поначалу эксперт - психиатр должен решить психопатологические вопросы (в частности, исключить наличие патологического аффекта и иной психической патологии), после чего свои выводы формулирует психолог.

Разногласия, выявляющиеся время от времени среди экспертов - психологов, обусловлены в основном тем, что экспертиза поручается как экспертам - психологам, работающим в судебно - экспертных учреждениях (системы органов здравоохранения или органов юстиции), так и другим психологам - преподавателям кафедр психологии, работникам НИИ и пр. Критерии, которыми пользуются первая и вторая группы экспертов, могут различаться. В последнее время стали выявляться расхождения и среди психологов - сотрудников судебно - экспертных учреждений; появились судебно - психологические концепции, разделяемые не всеми специалистами в этой области, - атипичный и аномальный аффекты, отложенный аффект и пр. Это ставит в повестку дня необходимость разработки и принятия официального методического документа, в котором все вопросы, связанные с экспертизой аффекта, решались бы с единых позиций.

Итак, подведем итог сказанному.

1. В настоящее время состояние "внезапно возникшего сильного душевного волнения (аффекта)" устанавливается как с помощью судебно - психологической экспертизы, так и без нее - самостоятельно следователем, судом. Причем выбор способа установления - "экспертный" либо "неэкспертный" - подчас произволен. В сложившихся условиях сама законодательная терминология - "внезапно возникшее сильное душевное волнение (аффект)" - невольно становится символом этой противоречивой двойственности и может трактоваться различно - и как строгое научно - психологическое понятие, воспринятое законом, и как законодательное понятие, содержание которого может быть раскрыто в категориях рационализированного здравого смысла.

2. Вопрос относительно потребности в психологических знаниях и экспертизе при выявлении непатологического аффекта остается пока открытым и допускает три возможных варианта решения: экспертиза необходима в каждом случае; в экспертизе вообще нет необходимости; в одних случаях она необходима, в других - нет, причем в рамках третьего варианта деление всех случаев на "экспертные" и "неэкспертные" еще только ждет своего четкого обоснования и последующего внедрения в практику.

3. Психологическая экспертиза нуждается в унификации методов и критериев, по которым аффект устанавливается экспертным путем. Эту задачу можно решить с помощью методического документа, утвержденного Минздравом РФ и Минюстом РФ, т.е. ведомствами, имеющими в своих судебно - экспертных учреждениях экспертов - психологов.

Субъектом преступлений против жизни, совершенных в состоянии аффекта, может быть любое физическое лицо, вменяемое и достигшее к моменту совершения преступления 16-летнего возраста и находящееся в особом психическом состоянии.

Проведенные в 2007 году исследования позволили распределить по возрастным категориям осужденных за совершение убийств в состоянии аффекта следующим образом: до 16 лет - 6%, 16 - 18 лет - 10%, 19 - 24 - 21,5%, 25 - 29 - 23%, 30 - 49 - 33%, 50 и более - 17,5% Тухбатуллин Р.Р. Субъект и субъективная сторона преступлений против жизни и здоровья, совершенных в состоянии аффекта // Современное право. - 2008. - № 6. - С. 34. .

Основной процент осужденных приходится на возрастную категорию от 25 до 50 лет. В подавляющем большинстве потерпевшие и осужденные являлись либо супругами, либо сожителями, либо родственниками. Поэтому при разработке и осуществлении системы профилактических мер больше внимания следует обращать именно на указанные возрастные группы в семейно-бытовой сфере.

Как видно из приведенных данных, 16% убийств в состоянии аффекта совершаются несовершеннолетними, из них 6% подростками, не достигшими 16-летнего возраста.

Это свидетельствует о сравнительной распространенности подобных преступлений среди несовершеннолетних. Поэтому Р.Р. Тухбатуллин предлагает установить минимальный возраст уголовной ответственности при совершении преступлений, предусмотренных ст. 107 УК РФ, 14 лет. Нет сомнений, указывает он, что в возрасте от 14 до 16 лет несовершеннолетний уже располагает возможностью в достаточной мере осознавать опасность своего противоправного поведения, может сообразовать свое поведение с требованиями, предусмотренными обществом. Сложно согласиться с этим предложением по следующим основаниям. Теория уголовного права придерживается мнения, нашедшего отражение в ч. 2 ст. 20 УК РФ, что привлекать 14-летних к уголовной ответственности следует только за умышленные преступления высокой степени общественной опасности. В анализируемых случаях степень общественной опасности не является таковой, что следует из анализа размера наказания, поскольку это преступления, совершаемые при смягчающих обстоятельствах.

Любое преступление как социальное явление реально проявляется в действиях, поведении людей. Поэтому любой поведенческий акт индивида должен быть осознан им и руководим.

Как пишет А.И. Марцев, "состояние физиологического аффекта сохраняет способность осознания оценки значения собственного поведения и руководства им в границах нормального течения эмоциональных процессов здорового человека. Проявляясь внешне как импульсивные, автоматизированные движения, аффективные действия сохраняют свою сознательно-волевую основу и с полным основанием могут быть отнесены к разряду волевых поведенческих актов" Марцев А.И. Общие вопросы учения о преступлениях. М., 2005. - С. 45..

Таким образом, состояние аффекта не лишает лицо, совершившее убийство, вменяемости. Оно способно осознавать характер совершаемых действий и руководить ими. Поэтому физиологический аффект следует отличать от патологического. Последний отличается от физиологического аффекта глубоким помрачением сознания, что лишает виновного возможности осознавать свои действия и руководить ими и соответственно исключает основания уголовной ответственности.

Необходимо отметить, что 14,5% осужденных за преступления в состоянии аффекта, хотя и были признаны вменяемыми, но имели те или иные отклонения психики от нормы и страдали различными психическими заболеваниями: психопатией, олигофренией, эпилепсией и т.п. Такого рода болезненные состояния психики, как показывает исследование, у психически неполноценных лиц зачастую обусловливают возникновение способности к неправильным, неадекватным, ошибочным действиям в силу того, что уровень сознательной регуляции у них намного снижен. Такие лица не могут в полной мере осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий либо руководить ими (ст. 22 УК РФ). Закрепленный в данной статье институт в теории уголовного права получил название "ограниченная вменяемость". Не решая вопроса о преступности или непреступности деяния, она дает более широкие возможности для дифференциации и индивидуализации наказания лиц, страдающих психическими аномалиями.

Некоторые авторы считают целесообразным отнесение физиологического аффекта к указанному институту. Так, например, А.И. Марцев в своей монографии указывает: "Являясь структурной частью психики человека, эмоциональное состояние, именуемое в законе аффектом, тоже представляет собой психическое расстройство, не устраняющее вменяемости. Поэтому есть все основания для признания того факта, что лицу, действующему в состоянии аффекта, присуща ограниченная вменяемость" Марцев А.И. Указ. соч. - С. 45..

На наш взгляд, данные доводы не совсем убедительны. Считаем отнесение физиологического аффекта к указанной категории нецелесообразным по следующим причинам. Во-первых, следует иметь в виду, что физиологический аффект - это свойство здоровой психики реагировать соответствующим образом на отрицательный раздражитель. Наличие "вторичных условий" (болезненного состояния организма, психопатии, неврозов и других пограничных состояний психики) лишь увеличивает вероятность возникновения аффекта, но возникают они на нормальной физиологической почве. В этой связи справедливой представляется точка зрения О.Д. Ситковской, согласно которой "оценка аффекта должна зависеть не от того, у кого он возник, а от того, насколько выражены симптомы аффекта, имеются ли нарушения сознания, истощение и иные признаки, характеризующие качественное отличие патологического аффекта от физиологического" Ситковская О.Д. Судебно-психологическая экспертиза аффекта. - М., 2003. - С. 15.. Автор обоснованно отмечает, что важным является "изучение симптомов психологического состояния субъекта при совершении им противоправных действий, а не почвы, на которой возникает аффект". Во-вторых, причиной аффекта являются не психические аномалии, имеющиеся у виновного, а провокационные действия потерпевшего. Это обстоятельство подчеркивается и в ст. 22 УК РФ, где говорится, что "лицо, которое во время совершения общественно опасного деяния находилось в состоянии ограниченной вменяемости, то есть не могло в полной мере осознавать значение своих действий или руководить ими вследствие болезненного психического расстройства, подлежит уголовной ответственности".

Таким образом, указанные соображения не позволяют нам согласиться с теми авторами, которые высказываются за иное решение вопроса.

Если признаки субъекта (вменяемость, возраст) являются обязательными элементами состава преступления и находят отражение в санкции статьи, то признаки личности виновного, не входящие в состав преступления, должны приниматься во внимание при назначении наказания и в ходе его исполнения.

Признаки личности преступника очень многообразны, но они поддаются научному анализу и обобщению.

С точки зрения социально-демографических и нравственно-психологических признаков по результатам нашего исследования 62% осужденных составили мужчины. Наблюдается большой удельный вес женщин среди лиц, совершающих убийство в состоянии аффекта. Данный факт можно объяснить тем, что женщины становятся жертвами аффектов вследствие психофизиологических особенностей их организма, а также вследствие большой психоэмоциональной нагрузки, которую им приходится испытывать при современном ритме жизни.

Следует отметить, что большинство осужденных по ст. 107 УК РФ имели достаточно высокий уровень образования. По данным нашего исследования, 12% имели высшее образование, 65% - среднее и среднее специальное, неполное среднее - 19,5% и лишь 3% имели начальное образование.

В 72% случаев виновные, привлеченные по ст. 107 УК РФ, характеризуются (по месту работы, учебы и жительства) положительно Тухбатуллин Р.Р. Субъект и субъективная сторона преступлений против жизни и здоровья, совершенных в состоянии аффекта // Современное право. - 2008. - № 6. - С. 36. .

Данные исследования позволяют сделать вывод, что в большинстве случаев рассматриваемые преступления совершаются лицами, не наделенными антиобщественными взглядами.

Преступления для большинства таких лиц - результат случайных жизненных обстоятельств.

Вместе с тем убийства в состоянии аффекта не всегда совершаются случайными преступниками.

Так, 28% виновных на момент осуждения характеризовались отрицательно по месту жительства и работы, 46,5% находились в состоянии алкогольного опьянения, к 15,5% до осуждения применялись меры административного и общественного воздействия, а 12% осужденных по ст. 107 УК РФ были ранее судимы.

Поэтому в процессе отбывания наказания необходимо строго дифференцировать карательно-воспитательные меры в отношении осужденных. Если для "случайных" преступников воспитательные задачи должны сводиться в основном к закреплению положительных нравственных качеств, которыми они уже обладают, то в процессе исправления "неслучайных" преступников основной упор необходимо делать на углубленную воспитательную работу по коренной перестройке их сознания.

В исследуемых составах преступлений субъективная сторона характеризуется определенными особенностями, коренящимися в самом характере этих преступлений. Так как субъект совершает это преступление, находясь в особом эмоциональном состоянии, именуемом аффектом, подлежащем обязательному доказыванию.

Учитывая, что при указанном эмоциональном состоянии сфера сознания (интеллекта) у виновного значительно сужается, затрудняются волевой самоконтроль и критическая оценка сложившейся ситуации. Это накладывает особый отпечаток на все элементы субъективной стороны преступления, и она предстает в некотором "усеченном" виде Рогачевский Л.А. Особенности субъективной стороны преступлений, совершаемых в состоянии аффекта // Правоведение. - 1983. - № 6. - С. 82..

Прежде всего, это эмоциональное состояние сказывается на формировании и реализации преступного умысла.

Согласно ч. 1 ст. 105 УК РФ убийство есть умышленное причинение смерти другому человеку. Дефиниция убийства, данная в указанной статье, предопределяет, что субъективная сторона убийства характеризуется только умышленной формой вины. Указание в законе на умышленное причинение смерти другому человеку проводит отличие убийства от самоубийства. Еще И.Я. Фойницкий писал, что при убийстве нарушается заповедь "не убий", что означает лишение жизни ближнего, а не самого себя. Таким образом, по ныне действующему УК РФ такое преступление, как причинение смерти по неосторожности, не относится к убийству, в отличие от УК РСФСР 1960 г., и ответственность за него предусматривается ст. 109 УК.

Думается, введение в уголовное законодательство нового термина "причинение смерти по неосторожности" заслуживает одобрения. И действительно, вряд ли можно назвать убийством те действия виновного, которые произошли вследствие его легкомыслия либо небрежности и привели к наступлению смерти человека (например, действия медсестры, которая из-за невнимательности производит больному внутривенное вливание ядовитого вещества вместо необходимого лекарства). А.Н. Красиков, в принципе не отрицая необходимости отграничения убийства от неосторожного причинения смерти, однако считает, что наименование ст. 109 УК РФ следует изменить, назвав ее "лишение жизни по неосторожности" Красиков А.Н. Преступления против права человека на жизнь. - Саратов: Изд-во Саратовского ун-та, 2002. - С. 150..

Многие ученые еще до принятия нового уголовного законодательства высказались относительно нецелесообразности применения термина "убийство" к случаям неосторожного деяния.

Так, М.Д. Шаргородский еще в 1948 г. предлагал считать убийством только умышленное причинение кому-либо смерти, полагая, что неосторожное лишение жизни к убийству относить нельзя. Обосновывая свою позицию, он приводил следующие доводы: "Под словом "убийца" мы в быту вовсе не понимаем человека, неосторожно лишившего кого-либо жизни, а с точки зрения уголовно-политической нецелесообразно применять понятие самого тяжкого преступления против личности к случаям неосторожного деяния. В других странах соответствующий термин (mord, morder и т.д.) применяется только для самых тяжких случаев умышленного убийства" Шаргородский М.Д. Преступления против жизни и здоровья. - М., 1998. - С. 38.. Эту точку зрения поддерживал и А.Н. Трайнин. Такие предположения были подвергнуты критике со стороны некоторых ученых-криминалистов. Так, например, Н.И. Загородников отмечал: "Признание неосторожного причинения смерти не убийством, а иным преступлением может быть воспринято как попытка искусственно снизить общественную опасность и отрицательную морально-политическую оценку неосторожного убийства. Признание убийством только умышленного причинения смерти может ослабить борьбу с неосторожным убийством" Загородников Н.И. Курс криминалистики. - М.: Юридическая литература, 1995. - С. 22..

Страницы: 1, 2, 3