уществующая ныне теория объекта как общественного отношения в связи с вышеизложенными противоречиями нуждается в замене ее новой доктриной, отвечающей современным представлениям юриспруденции Интерес представляет, прежде всего, концепция "объект - правовое благо как определенная ценность", которая согласуется с действующим законодательством (ч. 1 ст. 2 УК РФ). Помимо этого, необходимо вернуться к опыту и иных теорий объекта преступления

Мы понимаем, что такого рода работа потребует значительного времени в проведении специальных монографических и иных научных исследований. Однако, как представляется объективные затраты многократно "окупятся" разрешением многих проблем науки уголовного права в частности, проблемы предмета преступного посягательства и его соотношения с объектом отграничения объекта и объективной стороны состава преступления и других, которые на сегодняшний день не имеют в своей основе методологических предпосылок.

2.2 Общественные отношения как объект преступления
Ориентируясь на марксистско-ленинское мировоззрение, советская уголовно-правовая наука взяла на вооружение теорию, согласно которой объект преступления есть общественные отношения. В юридической литературе часто утверждалось, что такое решение проблемы является вполне обоснованным, принципиально новым, единственно приемлемым, общепризнанным, соответствующим взглядам законодателя, имеющим важное значение для уяснения сущности преступления, и т. п. Учитывая, что и ныве такого рода интерпретация объекта преступления продолжает оставаться господствующей, рассмотрим наиболее важные положения данной концепции, в том числе и под углом зрения ее новизны Юдин Н.Н. О построении теоретической модели объекта преступления//Проблемы формирования уголовно-розыскного права: Вневедомств. сб. науч. работ. М., 1999. Вып. 2. - С. 118-126..

В этой связи тем, сколько именно подразумевается в каждом отдельно взятом преступлении в случае, когда объектами преступлений усматриваются общественные отношения. Не имея в виду так называемое деление объектов преступления по горизонтали, т. е. на основной, дополнительный и факультативный, уместно вспомнить, что в досоциалистической литературе говорилось о выделении непосредственного (ему наносится конкретный материальный, физический и т. п. вред) и опосредованного (причинение вреда ввиду нарушения закона, нормы права, субъективного права) объектов посягательства. В интересующей нас концепции также вычленяется непосредственный объект (он называется и по-другому: "конкретный", "индивидуальный" и т. п.) преступления, но уже в одном ряду не с опосредованным, а с родовым (групповым, специальным и т. п.) и общим (генеральным) объектом. Если само по себе обособление непосредственного и опосредованного объектов преступления здесь сомнений не вызывает, как, впрочем, и понимание двоякого рода направленности каждого посягательства, то применительно к так называемой классификации по вертикали (на непосредственный, родовой и общий объекты посягательства) неясным остается главное: сколько объектов -- один или несколько -- мыслится в каждом конкретно совершенном преступлении. Заметим, что речь идет не просто о количестве членов деления, а о принадлежности всех их или только некоторых (например, непосредственного объекта) отдельно взятому посягательству.

Высказываемая и ныне убежденность в том, что "трехзвенная классификация есть конструкция, быть может, и не вполне завершенная, но все же соответствующая требованиям логики" Российское уголовное право; Курс лекций. Т. 1. Преступление / Под ред. Коробеева А. И. Владивосток, 1999. -С. 305., требует особого акцента на исходных посылках данного деления, не имеющего аналогов в других науках Курс советского уголовного права. Часть Общая. Т. 1./Под ред. Пионтковского А.А. Л., Юрлитиздат. 1968. -С. 250-259.. Если судить по наиболее распространенной в юридической литературе аргументации допустимости вычленения непосредственного, родового и общего объекта преступления, то есть смысл обратить внимание на следующие соображения Н.А. Беляева: "Совокупность общественных отношений, - пишет он, - определенное единство явлений, обладающих общей сущностью. Отдельные явления или группы явлений, входящие в эту общность, имеют свою специфику. А это значит, что совокупность общественных отношений может быть предметом научно обоснованной и логически завершенной классификации на базе марксистско-ленинского положения о соотношении общего, особенного и отдельного. Классификация объектов посягательства как общего (вся совокупность охраняемых уголовным законом общественных отношений -- общее), родового объекта (отдельные однородные группы общественных отношений -- особенное) и непосредственного объекта (конкретное общественное отношение -- отдельное) вполне соответствует требованиям логики Курс советского уголовного права. Часть Общая. Т. 1. -С. 291.. О числе членов такого деления иногда высказываются и иные точки зрения. Так, по мнению Н.И. Коржанского, их не три, а четыре: "1) общий (совокупность социалистических общественных отношений, охраняемых уголовным законом); 2) родовой (отдельная группа однородных общественных отношений, составляющих определенную область общественной жизни -- собственность, личность и т. п.); 3) видовой (общественные отношения одного вида -- жизнь, личная собственность) и 4) непосредственный объект (конкретное проявление общественных отношений данного вида -- жизнь Иванова И. И., собственность Петрова Е. Е. и т. п.)" Коржанский Н. И. Указ раб. - С. 74.. Примечательно, однако, что и те, кто предпочитает различать большее количество членов деления, в обосновании его научной состоятельности ссылаются "на соответствие законам логики и взаимосвязи философских категорий общего -- особенного -- единичного" Коржанский Н.И. Указ. раб.- С. 72..

Из сказанного, конечно, не следует, что при анализе понятия объекта преступления закономерности взаимосвязи категорий общего, особенного, единичного и отдельного (иногда в философской литературе дополнительно указывается на категорию всеобщего) не могут быть использованы вовсе. Принципиально важно, однако, в этом плане не забывать прежде всего о том, что общим в традиционной теории называют признак реального, существующего в пространстве и времени объекта, находящегося в отношении сходства к признаку по крайней мере еще одного класса. "Признак, сходный с признаками всех объектов этого класса, -- пишет Г. Д. Левин, -- называют всеобщим. Единичное -- это признак, отличный от признаков всех объектов данного класса, а особенное -- признак, сходный с признаками одних и отличный от признаков других объектов этого класса... Сами же предметы, воплощающие диалектическое единство единичных и общих (особенных и всеобщих) признаков, не могут быть названы ни единичными, ни особенными, ни всеобщими. Для них существует еще одна, пятая категория -- "отдельное" Левин Г. Д. Диалектико-материалистическая теория всеобщего. М., Слово. 1987. - С. 9-10.. Кроме того, нужно считаться и с другим широко известным положением: выступая признаками, характеристиками какого-либо отдельного, всякое общее, особенное и единичное существуют всегда не самостоятельно, а в неразрывной связи с отдельным, как его часть, сторона, признак и т. п. К сожалению, оба данных методологических требования упускают из виду всякий раз, как при обосновании научной состоятельности вычленения общего, родового и непосредственного объектов преступления обращаются к взаимосвязи философских категорий общего, особенного, отдельного.

Не только закономерности этой взаимосвязи, но и закон логики об обратном соотношении между содержанием и объемом понятия дают основание утверждать, что в объектах преступлений нужно различать признаки, свойственные объекту лишь одного преступления, объектам некоторой группы преступлений и объектам всей совокупности преступлений. Имея в виду повторяющееся в каждом без исключения объекте преступления (общее), можно сконструировать общее понятие объекта преступления, которое, согласно указанному закону логики, будет самым бедным по содержанию (включать в себя лишь те черты, которые имеются у объекта всякого преступления) и самым большим по объему (подразумевать объект любого преступления). Дополнив общее какими-то особенностями, обнаруживаемыми у объектов интересующей нас группы преступлений (например, воинских, преступлений против порядка управления), мы тем самым сформулируем видовое (групповое, специальное и т. п.) понятие объекта преступления, конкретизирующее общее и отличающееся от него как по объему (поскольку оно применимо только к части объектов преступления), так и по содержанию (наряду с общим оно фиксирует особенное, специфическое, групповое). Разумеется, имеет право на существование и понятие объекта, раскрывающее направленность какого-то отдельно взятого посягательства (кражи, изнасилования и т. д.). Конструирование такой дефиниции должно основываться на общих и видовых признаках и, кроме того, отражать неповторимое, индивидуальное своеобразие объекта посягательства. С точки зрения содержания данное понятие будет самым богатым (учитывать общее, специфическое и индивидуальное в направленности конкретного посягательства), а по объему - наиболее бедным (охватывать признаки объекта только одного, единичного преступления).

Но опять же нужно подчеркнуть, что вычленение трех названных видов понятий объекта преступления никакого отношения к классификации самих объектов преступления не имеет: сходное, повторяющееся во всех объектах преступления есть их общий признак, но не общий объект; особенность какой-то группы объектов преступления - не родовой объект, а признак, объединяющий некоторую часть объектов посягательств в одну однородную по направленности группу и вместе с тем отличающий ее от всех других групп. Подобно тому, как само преступление всегда предстает явлением (но не понятием) конкретным и не может быть "родовым" или "общим", его объект также всегда конкретен, не существует в виде "родового" или "общего" объекта посягательства, и, следовательно, в реальной действительности в посягательстве нет никакого иного объекта, кроме того, который сторонниками классификации объектов преступления по вертикали называется непосредственным.

Разумеется, никакая наука не может развиваться без выдвижения и обсуждения гипотез. Но одно дело, когда речь идет о гипотезе, и совсем иное -- когда на одном (общем) уровне решение вопроса об объекте преступления воспринимается чуть ли не как истина в последней инстанции, а на другом (конкретном) -- с тем же редким единодушием констатируется, что "приведенным положением проблема объекта преступления... отнюдь не исчерпывается. По существу она лишь начинается, ибо для разрешения важнейших для судебной практики вопросов -- вопросов квалификации -- необходимо изучение объекта как элемента состава конкретного преступного действия" Трайнин А. И. Состав преступления по советскому уголовному праву. М., Юридическая литература 1951. - С. 176.. Если учесть, что в действительности существует лишь так называемый непосредственный объект преступления, то ситуацию, при которой "определение объекта в форме общественных отношений" считается установленным, а "изучение специальных объектов, объектов конкретных преступных действий" объявляется "задачей, не вполне решенной", иначе как парадоксальной назвать нельзя Там же..

Пойдя по пути не от частного к общему, а от общего к частному и фактически "запрограммировав" себя на необходимость понимания общественных отношений как объекта каждого преступления, советская уголовно-правовая наука за весь период своего существования так и не смогла создать теории, способной устранить расхождение между декларируемым общим пониманием объекта преступления и его характеристикой применительно к конкретным составам преступления. Не только прежде, но и в настоящее время сторонниками критикуемой точки зрения в рамках Особенной части как объект преступления рассматриваются личность, здоровье, честь, достоинство, конституционные права и свободы, общественная безопасность, конституционные основы, мир и безопасность человечества и т. п. - то, что никак не может быть названо общественными отношениями как таковыми. В работах последних лет понятие объекта преступления нередко увязывается не только с правовыми благами, охраняемыми законом интересами, субъективными правами и т. п., но и с такими общественными отношениями, которые либо что-то регулируют (участие в предпринимательской деятельности, рынок ценных бумаг, внешнеэкономическую деятельность и т. д.), что-то обеспечивают (нормальное функционирование личности, половую неприкосновенность и половую свободу личности, общественную безопасность и общественный порядок, безопасность движения и эксплуатацию транспорта, основы конституционного строя и т. д.), либо где-то складываются (скажем, в сфере государственного регулирования налогообложения, в сфере потребительского рынка). Подобного рода трактовка "непосредственного" объекта преступления породила конструкции, которые, хотя формально и не вступают в очевидное противоречие с исходным тезисом, явно имеют «налет» искусственности и схоластичности и, самое главное, ничего не дают для практики применения уголовно-правовых норм.

Не менее важно для рассматриваемой концепции и то, как в ней определялось общее понятие объекта преступления. В советской юридической литературе постоянно подчеркивалось, что среди специалистов имеется единство мнений по данному вопросу, однако в действительности обозначились по меньшей мере три основных варианта интерпретации "общего" объекта преступления как некоторого рода общественных отношений.

Придерживаясь мнения о том, что всякое преступление прямо или косвенно посягает на общественные отношения, А.А. Пионтковский не возражал против - вычленения общего, родового и непосредственного объекта преступления, но вместе с тем утверждал: "Отношение между объектом преступления как общественным отношением и непосредственным объектом преступления следует рассматривать в плоскости взаимоотношений категорий материалистической диалектики -- сущности и явления. Непосредственный объект преступления -- это предмет воздействия преступника, который мы можем непосредственно воспринимать (государственное, общественное или личное имущество граждан, здоровье, телесная неприкосновенность, представитель власти, государственные или общественные учреждения и т. д.)- Общественное отношение как объект преступления -- это то, что стоит за непосредственным объектом и что еще необходимо вскрыть, чтобы глубоко понять истинное общественно-политическое значение рассматриваемого преступления. Поэтому, -- делал вывод автор, -- непосредственный объект тесным образом связан с объектом как общественным отношением. При более внимательном рассмотрении он оказывается или материальной предпосылкой существования и развития соответствующих общественных отношений, или материальной формой их выражения, или их субъектом" Пионтковский А.А, Указ. раб. - С. 120..

В сравнении с другими известными советской юридической литературе вариантами концепции "объект преступления есть общественные отношения" взгляды А.А. Пионтковского были оригинальны именно тем, что он считал допустимым отводить общественным отношениям роль лишь "общего" и "родового" объекта преступления, но только не того, который обычно обозначают в качестве "непосредственного". Деталь отнюдь не малосущественная, особенно если учесть уже ранее сделанный нами вывод о научной несостоятельности квалификации объектов преступления по вертикали и отсутствии в действительности "родового" и "общего" объектов преступления. Поскольку, с одной стороны, ни о каком ином, кроме как непосредственном, объекте преступления говорить не приходится, а с другой -- таковым в концепции данного автора выступает предмет воздействия, который можно воспринимать (имущество, здоровье и т. п.), то выходит, что предлагаемое А.А. Пионтковским решение вопроса в сущности не подтверждало, а, напротив, отвергало тезис об общественных отношениях как объекте преступления.

Несомненный интерес представляют суждения автора по поводу различий, усматриваемых им в представлениях об общественных отношениях как объекте преступления, имевших место в советской юридической науке, и тех, которые высказывались в начале XX в. И.Я. Фойницким. Констатируя, что последний вычленял посредственный (нарушаемая заповедь, норма) и непосредственный (общественное отношение, которое составляет реальное проявление данной заповеди и охраняется ею) объекты посягательства, А. А. Пионтковский отметил: "При более внимательном рассмотрении взглядов Фойницкого нетрудно видеть, что под общественными отношениями он имеет в виду совсем не то, что понимаем мы под общественными отношениями. Это вовсе не отношения людей в процессе производства, обмена и распределения хозяйственных благ и т. д. Для него "отношение" -- это то, как должен вести себя гражданин по отношению к жизни другого, имуществу, свободе другого лица и т. п., руководствуясь данной нормой. Таким образом, "отношение" Фойницкого -- это не общественное отношение между людьми, а должное поведение данного лица в каждом случае в соответствии с требованиями общей нормы. Поэтому между взглядом на объект преступления, проводимым Фойницким, и представлениями об объекте преступления, проводимыми советской теорией уголовного права, не существует ничего общего... Фойницкий не понимал, что нормы выражают реально существующие общественные связи людей в общественной жизни. В совершении преступления он не видел нарушения этих отношений. Его взгляд является идеалистическим взглядом на объект преступления" Курс советского уголовного права. В 6 т. Часть Общая. Т. 2. /Под ред. Пионтковского А.А.М., Юрлитиздат. 1967. -С. 128-129..

С тем, что И.Я. Фойницкий под отношением между людьми подразумевал не фактическое, а должное (требуемое и т. п.) их поведение, спорить нет оснований. Суть вопроса в другом. Причисляя данного автора к сторонникам нормативной теории объекта преступления, А.А. Пионтковский вместе с тем утверждал: "Преступление есть вид правонарушения... Поэтому всякое преступление посягает на право. Если под правом понимать лишь совокупность правовых норм, установленных или санкционированных господствующим классом, то необходимо сделать вывод, что в правовом аспекте объектом всякого правонарушения, в том числе преступления, является норма права". Не пояснив, чем такое решение вопроса отличается от воззрений, относимых им к нормативной теории, автор одновременно пояснял, что данное определение объекта преступления охватывает лишь так называемое право в объективном смысле и оставляет за рамками данного понятия как субъективное право, так и правоотношение в целом. Присоединяясь к мнению, согласно которому право выступает как единство правовых норм и правоотношений, А. А. Пионтковский в тех и других видел единый объект правонарушения. "Различие между правоотношением как формой общественных отношений и общественными отношениями как их содержанием, - утверждалось при этом, - необходимо иметь в виду при рассмотрении объекта правонарушения. Каждое правонарушение, в том числе преступление, посягает не только на правовые отношения, но и на общественные отношения, являющиеся содержанием последних" Курс советского уголовного права. В 6 т. Часть Общая. Т. 2. /Под ред. Пионтковского А.А.М., Юрлитиздат. 1967. - С. 121-123..

Как следует из приведенных суждений, в отличие от концепции И.Я. Фойницкого, в которой отношение и норма, его регулирующая, интерпретируются как самостоятельные объекты посягательства, А.А. Пионтковский исходил из их неразрывной связи, единства. Не вступая в дискуссию о том, насколько обоснованно общественное отношение, правоотношение и нормы права рассматривать как нечто целое, нужно заметить отстаиваемая в данном случае мысль о посягательстве на общественные отношения, толкуемые таким образом, как раз и подразумевает их понимание в качестве должного, а не фактического поведения людей или, по крайней мере, не исключает его. В результате то, в чем А.А. Пионтковский усматривал специфику интерпретации общественных отношений в советской юридической науке, в его собственной теории оказалось трудноуловимым и осознаваемым.

Более того, с тем же самым приходится сталкиваться и при уяснении сути второй, наиболее распространенной концепции объекта преступления как некоторого рода общественных отношений. Считая важным отличать объект от предмета преступления, ее сторонники обычно исходят из положения о том, что верное в общем должно быть верно и в частности, а потому отстаивают тезис общественное отношение есть не только общий и родовой, но и непосредственный объект посягательств. Не утруждая себя доказательством истинности общей посылки, они также не считают нужным различать в общественном отношении реальное и должное поведение его участников. В качестве примера можно привести работу Н.И. Коржанского, в которой со всей определенностью указывается "Без обязанности вести себя определенным образом нет общественного отношения Общественные отношения именно потому и признаются общественными, что возникают в обществе, выражают его интересы и что в требуемом поведении состоящих в связи субъектов (индивидов, групп, коллективов, классов) заинтересовано общество (или его господствующий класс), что общество ожидает от них именно такого поведения и требует его Отношения господства и подчинения, мужа и жены, ученика и учителя, дружбы, товарищества, собственности и т п - все они предполагают соблюдение велений общества о должном, дозволенном или запрещенном поведении". Коржанский Н. И. Указ. соч.- С. 36. Подразумевая под общественным отношением в данном случае не столько реально возникающие, сколько предписываемые, желаемые отношения между людьми, автор далее пишет "Общественные отношения представляют собой фактическое, действительное поведение участников общественной жизни, которое направляется социальными нормами, а в отдельных случаях и принудительной силой общества" Там же. - С. 42.. Делая в итоге вывод, согласно которому объект преступления "можно определить как обеспеченную обществом субъектам общественных отношений возможность соответствующего интересам общества поведения его членов, групп, классов или их состояние", НИ Коржанский оставляет открытым вопрос о том, какова взаимосвязь в объекте преступления должного и сущего, возможного и действительного, юридического и фактического, общественного отношения и правоотношения, нормы права и того, что она регулирует. Полагая, что с этой точки зрения представления об общественном отношении, изложенные А.А. Пионтковским и Н.И. Коржанским, мало чем отличаются не только между собой, но и от взглядов И.Я. Фойницкого, следует обратить внимание еще на один общий для них момент на то, что под общественным отношением в них подразумевается конкретная, индивидуальная, единичная, определенная и т. п. связь между людьми. Этот акцент уместен потому, что нередко именно он имеется в виду при уточнении смысла понятия общественного отношения как объекта преступления. Считая, что близкое по содержанию понятие "общественные связи" включает в себя "какой-либо комплекс социальных связей, все общественное устройство - отношения между общностями, классами, производственные отношения и т д.", В.К. Глистин пишет "Общественные отношения в таком виде - как определенная совокупность социальных связей - обычно неуязвимы для преступного воздействия, и нам не известны случаи разрыва какой-либо группы отношений путем преступного посягательства на них". Автор выводит за рамки общественных отношений, которые могут стать объектом преступления, также отношения лица к работе, спорту, учебе и т. д., поскольку им не присуще взаимодействие двух субъектов (физических или юридических), и ограничивает объект преступления кругом общественных отношений, имеющих «единичный», «конкретный» характер, специально при этом подчеркнув "В целесообразности выделения единичных или конкретных отношений нет никаких сомнений -- многие неопределенности и ошибочные трактовки сущности причиняемого преступлением вреда, появление множественности объектов в одном преступлении и ошибки в разграничении сходных составов в значительной мере объясняются недоразумениями, связанными с отказом авторов от вычленения и анализа конкретного отношения" Глистин В. К. Проблема уголовно-правовой охраны обществен-ных отношений. Л., Юрлитиздат. 1979. - С. 30-31..

Как раз иного мнения на этот счет придерживаются сторонники третьей точки зрения в толковании объекта преступления как некоторого рода общественных отношений. Отмечая, что такое их понимание ничем не отличается от тех представлений, которые в свое время имели место у В.Д. Спасовича, и соглашаясь с тем, что сущность преступного деяния проявляется на уровне непосредственного взаимодействия поступка человека и конкретного общественного отношения, В.С. Прохоров вместе с тем пишет: "...из этого вовсе не вытекает, что каждое отдельное слагаемое общественного отношения может само по себе рассматриваться как общественное отношение. Отдельное входит в общее и характеризует его. Общее не существует вне отдельного, но и отдельное не обладает свойством общего, не равнозначно ему" Прохоров В. С. Преступление и ответственность. Л., Юрлитиздат. 1984. - С. 47. . По мнению В.С. Прохорова, между общественными отношениями и конкретными отношениями между людьми существует ряд различий: "1) общественные отношения -- это связи между социальными субъектами, т. е. в конечном счете между людьми; 2) эти связи складываются как результат массовой предметной деятельности людей; 3) они имеют типизированный, устойчивый характер; 4) складываются и существуют в масштабах общества, определяя его социально-экономическую природу; 5) дифференциация общественных отношений определяет основные сферы социальной жизни и структуру общества; 6) главными, определяющими социальную природу всех иных общественных отношений являются производственные отношения; 7) нормативное регулирование общественных отношений есть внешнее проявление свойственных им организованности и порядка" Там же. - С. 44..

Отстаиваемый В.С. Прохоровым взгляд на понятие общественных отношений трудно назвать бесспорным. Во-первых, и здесь взаимосвязь философских категорий интерпретируется в смысле, в своей основе мало чем отличающемся от того, который обнаруживается у сторонников классификации объектов преступления по вертикали, и так же не согласующемся с тем, что говорится в философской литературе. С позиции общей методологии отдельное не выступает частью общего. Как раз напротив, общее есть часть отдельного. Но если это так, то, вопреки мнению В.С. Прохорова, каждое общественное отношение не может складываться из единичных, конкретных отношений между людьми, ибо сами общественные отношения суть некоторая разновидность отношений между людьми, которые при некоторых условиях приобретают значение общественных'. Далее, вряд ли учитывает автор должным образом и то, что отличает общественные отношения от социальных. Еще не так давно на это не обращалось внимания. Однако в последние десятилетия утвердилось мнение о необходимости понимания социального в широком и узком смысле слова. Если в первом случае эта категория используется как синоним общественного (в сопоставлении с природным), то во втором она предполагает несколько иное -- "относительно самостоятельную область общественной жизнедеятельности, включающую в себя отношения между определенным образом организованными компонентами и ячейками социальной структуры общества, социальными общностями, т. е. социальные отношения" Иванов В. Н, Социология сегодня. М., Наука. 1989. - С. 10. .

Именно при социологическом взгляде на складывающиеся в обществе (в политике, праве, труде, спорте, образовании и т. д.) отношения в центре внимания исследователя оказывается не индивидуальное, случайное, а наиболее типичное, устойчивое, интегрированное и т. п. во взаимодействиях людей Осинов Г. В, Социология и социализм, М., Наука. 1990. - С. 66-69.. Именно этот взгляд позволяет, отвлекаясь от специфики каждого преступления, лица, его совершившего и т. д., изучать преступления во всей своей массе, в целом, как социальное, а точнее, антисоциальное явление, именуемое преступностью.

Малоубедительна позиция В.С. Прохорова и по другим соображениям, в частности, потому, что он отождествляет действия людей и связь как таковую, вне зависимости от того, носит она индивидуальный, общественный или социальный характер. Но главное все же не в том, как именно понимается в данном случае общественное отношение, а в том, что, в конечном счете, объект преступления предлагается рассматривать как некоторого рода систему общественных отношений, или, пользуясь терминологией автора, индивидуальных отношений, "первичных атомов", которым, для того чтобы действительно сложиться в общественное отношение, нужно образовать устойчивую структуру.

В отстаиваемой В.С. Прохоровым концепции объекта обращает на себе внимание не только то, что отличает ее от всех других трактовок общественных отношений, но и аналогичные общепринятым в советской уголовно-правовой литературе представления о взаимосвязи общественных отношений с юридическими явлениями - нормами права, правоотношениями, правопорядком и т. п. Непосредственно не касаясь субъективных прав, автор утверждает, что закрепляемый и поддерживаемый нормами права порядок выступает формой общественных отношений, в силу чего посягательство на защищаемое уголовным правом общественное отношение представляет собой и посягательство на правовые отношения, нарушение правопорядка есть нарушение правовой формы, "оболочки" общественных отношений. Считая, что в результате совершения преступления не может быть нарушена лишь правовая "оболочка" общественных отношений без причинения ущерба самим общественным отношениям, В.С. Прохоров исходит из того, что "правовая сторона общественных отношений не есть нечто внешнее по отношению к их собственному содержанию, т. е. нечто искусственно созданное и механически надетое на общественные отношения, а, напротив, представляет собой лишь более или менее адекватное отражение их внутренней урегулированности и порядка, "оболочку", не нарушая самого содержания общественных отношений. Когда говорят, что первична сама социальная связь, фактическое общественное отношение, а социальная норма, правоотношение (если норма правовая) вторичны, то тем самым лищь подчеркивают, что содержание (социальная связь) предопределяет форму (нормативность в том или ином ее проявлении), но вовсе не утверждает возможности (даже временной!) существования "бесформенного содержания" или "бессодержательной формы". Поэтому можно согласиться с утверждением, что объектом правонарушения является правопорядок, если, разумеется, не рассматривать правопорядок как "второй", "дополнительный" объект преступления наряду с общественными отношениями. Лишь в рамках единого целого можно анализировать общественное отношение, выделяя его "фактическую" и "правовую" стороны" Прохоров В. С. Указ. соч. - С. 56..

Для представителей всех трех рассмотренных концепций трактовки общественных отношений в качестве объекта преступления в качестве формы последних выступают норма права, правоотношение, правопорядок, субъективное право. Если в отечественной юридической литературе во второй половине XIX - начале XX в. в одних работах юридическим явлениям придавалось значение самостоятельного объекта посягательства, а в других - лишь одной из его характеристик, признаков и т. п., то в последующем они стали рассматриваться в качестве формы объекта посягательства общественных отношений. Проблема, однако, в том, что в общей теории права юридическое предстает то как форма, то как юридическое содержание правоотношения. Если учесть, что и взаимосвязь общественного отношения с правоотношением трактуется весьма различно, то сама идея признания юридических признаков формой общественного отношения требует своего дальнейшего осмысления.

Нечто подобное произошло и с характеристикой содержания общественного отношения. В досоциалистической литературе первоначально "фактический" ("непосредственный", "ближайший" и т. п.) объект преступления увязывался с людьми и принадлежащим им имуществом, отношениями между ними, их интересами, и только в начале XX в. стало традицией все это обозначать единым термином "благо". Некоторое время и в советской юридической литературе объектом преступления назывались разные ценности: интересы трудящихся, имущество и т. п. Впервые наиболее отчетливо попытка объединить их была предпринята Б. С. Никифоровым, который предложил включать в понятие общественных отношений в качестве составных частей участников общественных отношений, их носителей или субъектов, сами по себе отношения между участниками и условия реализации возможности нормального существования и функционирования социальных установлений. Касаясь вопроса о предмете преступления, автор пришел к выводу, что предмет преступления -- это всего лишь составная часть объекта преступления, общественного отношения. "Отношения между людьми в обществе, -- писал он, -- часто включают в себя различного рода состояния и процессы и разнообразные предметы материального и нематериального мира -- орудия и средства труда, его предмет и результаты, различного рода документы, всякого рода сведения и т. д. Не будучи сами по себе общественными отношениями, они в соответствующих случаях входят в "состав" этих последних и являются их неотъемлемой частью. Именно потому, что такие предметы, вещи и состояния сами по себе не являются общественными отношениями, они могут входить в состав различных общественных отношений" Никифоров Б. С. Объект преступления по советскому уголовному праву. М., Юридическая литература. 1960. - С. 132.. Аналогичным образом было признано целесообразным раскрывать взаимосвязь общественных отношений и социальных интересов. Интерпретируя последние по сути дела как обеспечиваемые правом возможности и считая неправильным положение, согласно которому уголовное право охраняет не общественные отношения, а интересы, автор утверждал: "...охраняя интересы, оно тем самым охраняет... общественные отношения, причем не в конечном счете, не "опосредованно", а самым непосредственным образом. При правильном определении этих интересов обнаруживается, что они образуют составную часть... общественных отношений, а не нечто, лежащее за их пределами" Там же. - С. 72..

Пожалуй, вряд ли будет преувеличением сказать, что идея включения в содержание общественных отношений всего того, что прежде претендовало на роль объекта преступления, в данной работе была центральной. Ориентируя исследователей на учет внутренней структуры "строения" общественных отношений, такой подход, казалось бы, давал основание для выработки единого взгляда на решение проблемы понятия объекта преступления, в том числе и применительно к наиболее часто встречающейся в юридической литературе его характеристике как некоторого рода интересов. В действительности все оказалось иначе. В последующем ряд ученых поддержали положение о том, что охраняемые уголовным законом интересы суть составная часть общественного отношения. Считая, положение об интересе как составной части общественного отношения наиболее ценным в концепции Б.С. Никифорова, Н.И. Коржанский счел нужным уточнить, что "возможность определенного поведения субъектов социальной жизни является не элементом объекта, не составной частью общественных отношений, а содержанием этих последних, и поскольку преступление нарушает реализацию названных возможностей, то она и есть объект преступления". Не усматривая каких-либо противоречий с отстаиваемым тезисом о том, что всякое преступление посягает на общественные отношения, а не что-либо иное, автор сконструировал дефиницию объекта преступления как обеспеченной обществом субъектам общественных отношений возможности соответствующего интересам общества поведения его членов, групп, классов или их состояния Коржанский Н. И. Указ. соч. - С. 43..

Не без оснований усмотрев в такого рода взглядах подмену одного понятия (общественного отношения) другим, В.К. Глистин охарактеризовал их как глубоко ошибочные. Ссылаясь на общетеоретическую трактовку, он, возражая Н.И. Коржанскому, заметил: "Непосредственно посягнуть на "интерес", как и на право или правовое "благо", невозможно. Механизм причинения вреда всегда связан с воздействием преступника на какие-либо элементы общественного отношения - на его субъект, на его деятельность или предмет отношения. Интерес же нарушается лишь через посредство разрушения охраняемого отношения либо через создание противоречащего интересам общества отношения" Глистин В. К. Указ. соч.- С. 82.. Несколько иное решение вопроса предложил В.Я. Таций. По его мнению, интерес есть некоторого рода социальный феномен, выступающий результатом, "продуктом" деятельности общественных отношений, ими порождаемый, но являющийся не составной частью (основой, "ядром" и т. п.) структуры общественного отношения, а в определенной мере самостоятельным явлением. Разделяя тезис о том, что общественные отношения -- единственный объект преступления, автор одновременно делал акцент на их тесной взаимосвязи с интересами и обосновывал мысль о допустимости признания интереса объектом некоторого рода преступлений: "Необходимость использования интереса для определения объекта конкретного преступления возникает не во всех случаях, а только тогда, когда в качестве объекта законодателем определены те общественные отношения, которые по своей природе скрыты от непосредственного восприятия. Но при этом нельзя забывать об условности подобного решения вопроса. Когда мы определяем объект посредством указания на соответствующий интерес, то тем самым не подменяем общественное отношение как объект преступления его интересом. Объектом любого преступления (как общим, так и родовым или непосредственным) являются только охраняемые уголовным законом социалистические общественные отношения. Когда мы указываем на интерес как на объект соответствующего преступления, то одновременно подразумеваем и те поставленные под охрану уголовного закона "невидимые" общественные отношения, которые стоят за соответствующим интересом... Следовательно, практическая значимость предложенного решения вопроса заключается в том, что оно позволяет установить незримый объект, изучить его и использовать полученные знания в практической деятельности" Таций В. Я. Объект и предмет преступления в советском уго-ловном праве. Харьков, 1988.- С. 77..

Включение в содержание общественных отношений всего того, с чем в начале XX в. связывалось возможное толкование объекта преступления, не сняло с повестки дня вопрос о существе взаимосвязи объекта преступления с тем, что прежде обозначалось как благо, а затем стало рассматриваться как предмет преступления. Следуя какой-то одной из трех вышеуказанных трактовок общественных отношений, ученые по-разному восприняли представления о взаимосвязи объекта и предмета преступления как взаимосвязи целого и части. Как уже отмечалось, в концепции А.А. Пионтковскоро вообще не усматривается оснований для разграничения предмета и непосредственного объекта преступления. Но обращает на себя внимание не только это: совершение преступления в ней увязывается с оказанием деянием непосредственного воздействия не на сами по себе общественные отношения, а на то, что, по мнению автора, мы можем непосредственно воспринимать (имущество, здоровье, свободу, представителя власти). Если в данном случае решение вопроса о взаимосвязи предмета преступления и общественных отношений еще можно истолковать по-разному, то интерпретация общественных отношений как объекта преступления, отстаиваемая В.С. Прохоровым, в этом смысле вполне однозначна. Возражая против мнения, согласно которому наряду с деятельностью людей компонентом (структурным элементом) общественных отношений является их предмет, что бы под ним ни понималось (вещи, богатства природы, приобретения человеческой мысли, институты власти и т. д.), автор пишет: "Действительно, общественные отношения -- это всегда такие социальные связи, которые опосредованы... "социальными предметами". В качестве таких социальных предметов могут выступать либо средства производства и его продукты, либо такие вторичные факторы, как государственная власть, нормы права и морали, эстетические ценности, предметы религиозного культа и т. п. Однако то, по поводу чего складываются общественные отношения, вовсе не является элементом самого отношения. Предметность общественных отношений не означает, что они вещественны, т. е. существуют как вещи или включают их как свою органическую часть. Общественные отношения лишь обусловлены "социальными предметами", и каждое из них предполагает "свой" предмет, как и сам предмет - общественное отношение" Прохоров В. С. Указ. соч. - С. 41-42.. Следуя логике суждений В.С. Прохорова, придется признать, что по тем же самым соображениям из содержания общественных отношений должны быть исключены не только их предмет, но и участники.

Страницы: 1, 2, 3, 4