Феноменология духа в сказках в свете аналитической психологии Юнга

абсолютной истине – это абсолютный дух.

Дух существенно есть только то, что он знает о самом себе.

Первоначально он есть дух только в себе; его становление для себя

составляет его осуществление. Но духом для себя он становится только через

то, что он себя обособляет, определяет себя, или делает себя своим

предположением, своим другим, прежде всего, относя себя к этому другому как

к своей непосредственности, но в то же время и снимая его как другое. До

тех пор, пока дух находится в отношении к самому себе как некоему другому,

он является только субъективным духом, – духом, берущим своё начало из

природы, и первоначально только природным духом. Но вся деятельность

субъективного духа сводится к тому, чтобы постигнуть себя в себе самом,

раскрыть себя как идеальность своей непосредственной реальности.

Дух, развивающийся в своей идеальности, есть дух познающий. Но

познание не понимается здесь просто как определенность идеи, как логическая

идея, но понимается так, как конкретный дух определяет себя к этому

познанию.

Субъективный дух есть:

- дух в себе, или непосредственный; в этом смысле он есть душа, или

природный дух (предмет антропологии);

- дух для себя, или опосредственный, понятый еще как тождественная

рефлексия в себе и по отношению к другому;

Сознание – предмет феноменологии духа.

- себя в себе определяющий дух как субъект для себя, – предмет

психологии.

В душе пробуждается сознание; сознание полагает себя как разум,

который непосредственно пробудился, как себя знающий разум, освобождающий

себя посредством своей деятельности до степени объективности, до сознания

своего понятия.

ДУХ В СКАЗКАХ

В мифах и сказках, так же как и сновидениях, душа высказывается о себе

самой, а архетипы обнаруживаются в своей естественно сыгранности, как

«оформление и преобразование вечного смысла вечного содержания»1.

Частота, с которой тип духа встречается в сновидениях в виде старика,

приблизительно соответствует частоте появления духа в сказках2. Старик

всегда там, где герой пребывает в безнадёжной и отчаянной ситуации, из

которой его могут вызволить только основательное размышление или счастливый

случай, т. е. духовная функция или эндопсихический автоматизм. Так как

герой, однако, по внешним или внутренним причинам не может добиться успеха,

то этот изъян компенсируется необходимым знанием, являющимся в форме

персонифицированной мысли, а именно в образе приносящего совет и

оказывающего помощь старика. В одной эстонской сказке3, например,

рассказывается, как один истязаемый мальчик-сирота, у которого с пастбища

убежала корова, не захотел более (из страха наказания) возвращаться домой и

дал стрекача, полагаясь на счастье и на авось. Таким образом, он оказался в

безнадёжной ситуации, из которой, как казалось, не было никакого выхода.

Изнурённый, погрузился он в глубокий сон. Когда он пробудился, «то ему

показалось, что во рту у него что-то жидкое, и он увидел, что перед ним

стоял маленький старичок с длинной седой бородой, который собирался

заткнуть пробку своего бочонка с молоком. «Дай мне ещё попить», - попросил

мальчик. «На сегодня с тебя хватит, - возразил старик, - если бы мой путь

меня сюда случайно не вывел, то это был бы твой последний сон, ибо, когда я

тебя нашёл, ты был уже наполовину мёртв». Потом старец спросил мальчика,

кто он такой и куда он держит путь. Мальчик рассказал всё, что пережил (из

того, что он мог вспомнить), вплоть до побоев вчерашнего вечера. Тогда

старик сказал: «Моё дорогое дитя! На твою долю выпало совсем не лучшее, а

худшее, как и на долю многих, чьи любимые опекуны и утешители покоятся в

гробах под землёй. Вернуться назад ты уже не можешь. Ты уже ушёл, и тебе

следует искать своё новое счастье в мире. Так как у меня нет ни кола, ни

двора, а также нет, ни жены, ни детей, то я впредь не смогу о тебе

позаботиться, но один добрый совет я хочу тебе дать безвозмездно».

1 «Фауст». Гёте.

2 Материалом сказок, который Юнг использует здесь, обязан дружеской

поддержке Dr. Marie-Louise von Franz.

3 Wie ein Weisenknabe unverhofft sein Gluck fand (Finnische und

Estnische Volksmarchen. №68).

До сих пор старик произносит то, до чего мальчик, герой рассказа, мог

бы додуматься сам. Когда он, следуя напору аффекта, удрал просто так,

наобум, то ему следовало бы, по крайней мере, сообразить, что потребуется

пропитание. Потом, в какой-то момент, вероятно, настала необходимость

поразмыслить о своём положении. Тут-то ему и пришла на ум вся его прежняя

жизненная история, вплоть до недавнего прошлого, так, как это обыкновенно и

происходит с людьми. В случае такого анамнеза речь идёт о целесообразном

процессе, который нацелен на то, чтобы в критический момент, который

взывает ко всем духовным и психическим силам, собрать некоторым образом

целокупную личность и весь её актив, чтобы этими объединёнными силами

распахнуть ворота будущего. Никто ему в этом не поможет, и он должен будет

полностью рассчитывать только на самого себя. Все пути к отступлению

отрезаны. Понимание этого факта придаст всем его поступкам необходимую

решительность. Побуждая его к такой реализации, старик берёт на себя

хлопоты, связанные с размышлениями. Да, именно сам старик является этим

закономерным размышлением и сосредоточением моральных и физических сил; всё

это осуществляется спонтанно, в сверхсознательном психическом пространстве,

где «ещё» или «уже» невозможно сознательное размышление. Концентрации и

напряжению психических сил свойственно нечто такое, что всякий раз

появляется как магия: дело в том, что развивается неожиданная пробивная

сила, которая зачастую многократно превосходит результат сознательной воли.

Это можно наблюдать экспериментально, особенно в искусственных состояниях

концентрации, в гипнозе.

После того как умный старик в общем и целом мобилизовал юношу, он смог

приступить к доброму совету, т. е. представил ситуацию не столь

безнадёжной. Он посоветовал юноше спокойно продолжать странствие, всё время

на Восток, где по прошествии семи лет он достигнет большой горы, которая

означает абсолютное счастье. Величина горы и её возвышение над землёй

предвещает взрослую личность1. Из собранной воедино силы проистекают

уверенность и вместе с тем наилучшая гарантия успеха2. Следовательно, в

таком состоянии человек ни в чём более не будет нуждаться. «Возьми мой

хлебный куль и бочонок, – сказал старик, – и ты ежедневно там найдёшь

столько пищи и питья, сколько тебе потребуется». Он дал мальчику вдобавок

репейный лист, который мог превратиться в лодку на тот случай, если отроку

нужно будет переправиться по воде.

Нередко в сказках старик ставит вопрос: кто, почему, откуда и куда3 –

для того чтобы предуготовить к раздумью о себе и к объединению моральных

сил; но ещё чаще он даёт в награду необходимое волшебное средство4, т. е.

неожиданное и невероятное преуспевание, которое воплощает своеобразие

объединённой личности в добре и зле. Представляется, будто бы вмешательство

старика, т. е. спонтанная объективация архетипа, совершенно неизбежно, так

как одна лишь сознательная воля едва ли в состоянии объединить личность в

той мере, чтобы последняя могла достигнуть чрезмерного преуспевания. Для

этого необходимо не только в сказке, но и в жизни вообще, объективное

заступничество архетипа, который усмиряет чисто аффективное реагирование,

связывая в единую цепь процессы внутренней конфронтации и реализации.

Последнее позволяет ясно обнаружить: кто, где, как и зачем; тем самым

даётся возможность познать как нынешнее положение, так и цель. Благодаря

этому происходит уяснение и распутывание клубка судьбы, что зачастую несёт

в себе нечто прямо-таки волшебное: опыт, кстати, нечуждый психотерапевту.

Тенденция старика – побудить к размышлению – выражается также в форме

призыва сначала просто «обмозговать». Так, он говорит девушке, которая ищет

своего пропавшего брата:

1 Гора представляет цель странствования и восхищения, поэтому

психологически она часто означает Самость. I Ging описывает её как цель:

«Царь ставит его перед горой Запада» (Гексаграмма №17, преемничество). У

Honorius von Autun (Speculum de mysteriis ecclesi // Migne, P. L. CLXXII.

P. 345) это называется: «Montes patriarchae et prophetae sunt» [Горы суть

патриархи и пророки]. Richard von St. Victor говорит: «Vis videre Christum

transfiguratum? Ascende in montem istum, disce cognoscere te ipsum». [Ты

хочешь узреть преображённого Христа? Поднимись на гору, научись познавать

самого себя] (Benjamin minor // Migne, P. L. CXCVI col. 53–56).

2 В этом отношении следует особенно выделить феноменологию йоги.

3 Тому есть многочисленные примеры: Spanisce und Portugalisce

Volksmarchen [Nr. 34: Der weisse Papagei. Nr. 45: Konigin Rose und der

kleine Thomas]; Russische Volksmarchen [Nr. 26: Das Madchen ohne Hande];

Marchen aus dem Balkan [Nr. 15: Der Hirt und die drei Samovilen]; Marchen

aus Iran [Das Geheimnis des Bades Badgerd]; Nordische Volksmarchen I

[Schweden Nr. 11: Der Werwolf]. P. 231.

4 Девушке, которая ищет своих братьев, он даёт клубок, который катится

к ним (Finnische und Estnisce Volksmarchen Nr. 83 [Die kampfenden Bruder.

P. 280]). Принцессе, которая ищет Царство небесное, даётся челн, который

едет сам по себе (Deutsche Marchen seit Grimm [Die eisernen Stiefel]. P.

382). Другой подарок – флейта, которая заставляет всех плясать (Marchen aus

dem Balkan [Die zwolf Brocken]. P. 173), или шар, указывающий дорогу, или

палка, делающая всё невидимым (Nordische Volksmarchen [ Nr. 18 Danenmark:

Die Prinzessin mit den zwolf Paar Goldschuhen]. P. 97), или удивительная

собака (I. c., P. 287 [Nr. 20 Schweden: Die drei Hunde]), или книга тайной

мудрости (Chinesische Volksmarchen. P. 248 [Nr. 86: Dschng Liang]).

«Ложись, утро вечера мудренее»1. Он также прозревает мрачное состояние

духа героя, очутившегося в бедственном положении, или может, по крайней

мере, раздобыть ту информацию, которая в дальнейшем ему поможет. Для

достижения своих целей он, как правило, пользуется помощью животных, в

особенности птиц. Принцу, который ищет путь в Царство Небесное, один

пустынник говорит: «Я здесь живу уже три сотни лет, однако ещё никто не

спрашивал меня о Царстве Небесном; я тебе этого сказать не могу, однако

наверху, на других этажах дома живут всевозможные птицы, которые непременно

смогут тебе это сказать»2. старик знает, какие пути ведут к цели, и

указывает их герою3. Он предостерегает о грядущих опасностях и даёт

средство, чтобы им эффективно противостоять. Он наставляет, например,

мальчика, который хочет заполучить серебряную воду, что источник охраняется

львом, который имеет обманчивое качество: спать с открытыми глазами, с

закрытыми же глазами – стоять на страже4. Он советует юноше, который

намеревается ехать верхом к магическому источнику, чтобы там заполучить

целебный напиток для короля, что воду можно зачерпнуть только на скаку,

потому что ведьмы поджидают там сякого, приходящего к источнику, и

набрасывают на него лассо5. Он заставляет принцессу, которая ищет своего,

превращённого в оборотня любимого, развести огонь и поставить на него

котелок со смолой. Затем ей следует бросить свою любимую лилию в кипящую

смолу, а когда придёт оборотень, то он ей велит нахлобучить на голову волка

этот котелок, после чего её возлюбленный будет расколдован6. Иногда старик

выделяется своими критическими суждениями, как в той самой кавказкой сказке

о младшем принце, который намеревался, чтобы унаследовать царство,

построить своему отцу безупречную церковь. Он строит её, и никто не может

обнаружить ни единого огреха, однако появляется старик и говорит: «Ах, что

за прекрасную церковь они построили! Жаль только, что фундамент немного

кривоват». Принц велит снести церковь и строит новую. Однако и здесь старик

обнаруживает ошибку, и так три раза7.

1 Finnische und Estnische Volksmarchen Nr. 83 [Estland: Die kampfenden

Bruder]. P. 280.

2 Deutsche Marchen Grimm [Die eiernen Stiefel]. P. 382. В одной

балканской сказке [15: Der Hirt und die drei Samoliven] старик является

«царём всех птиц». Там сорока знает ответ. Ср. также мистического

«господина голубятни» из новеллы: Meyrink. Der weisse Dominikaner.

3 Marchen aus Iran [Das Geheimnis des Bades Badgerd]. P. 152.

4 Spanische Marchen. Nr. 34 [Der weisse Papagei]. P. 158.

5 L. c. [Nr. 41: Konigin Rose oder der kleine Thomas]. P. 199.

6 Nordische Volksmarchen. I, Nr. 11 [Schweden: Der Weiwolf]. P. 231 f.

7 Kaukasische Marchen. P. 35 f. [Der Sposser und Nachtigall]. P. 35 f.

[Die Nachtigall Gisar: Balkan Nr. 51].

Итак, с одной стороны, старик представляет собой знание, познание,

размышление, мудрость, ум и интуицию, однако – с другой стороны – также

моральные качества, такие как доброжелательность и готовность помочь, что,

вероятно, достаточно разъясняет его «духовный» характер. Так как архетип –

это автономное содержание бессознательного, то в сказке, которая обычно

конкретизирует архетипы, старик может появляться в сновидениях именно так,

как это происходит в современных сновидениях. В одной балканской сказке

некоему гонимому герою является во сне старик и даёт ему хороший совет, как

тот мог бы справиться с возложенными на него невыполнимыми задачами1. О

связи старика с бессознательным прямо говорит его обозначение как «лесного

царя» в одной русской сказке2. Когда крестьянин устало, уселся на ствол

дерева, то из него выполз маленький старичок, «он был совершенно

сморщенным, и совершенно зелёная борода свешивалась у него до колен. «Кто

же ты?» - спросил крестьянин. «Я – лесной король Ох», - сказал человечек.

Крестьянин отдал ему в услужение своего безалаберного сына. И лесной царь с

ним удалился, он повёл юношу в тот другой мир под землёй и привёл его в

зелёную хижину… В хижине было всё зелёное… Стены были зелёные и скамьи,

жена Оха была зелёная и дети… И ундины, которые ему служили, были такими же

зелёными, как руты (оконницы)». Даже еда была зелёная. Лесной царь описан

здесь как растительный numen или как numen деревьев; с одной стороны, он

доминирует в лесу, однако с другой – через русалок – имеет отношение к

водному царству, из чего можно определённо заключить о его принадлежности к

бессознательному, поскольку последнее часто выражается через лес, а также

через воду.

Во всяком случае, когда старик появляется как карлик, то мы имеем дело

с чем-то, принадлежащим к бессознательному. В сказке о принцессе, которая

искала своего возлюбленного, говорится: «Настала ночь и потемнело, звёзды

взошли и опустились, а принцесса всё сидела на том же месте и плакала.

Когда она сидела в глубокой задумчивости, то услышала голос, который её

приветствовал: «Добрый вечер, красна дева! Почему ты сидишь такая одинокая

и печальная?» Она поспешно вскочила и очень растерялась, что неудивительно:

когда она осмотрелась кругом, то увидела лишь тщедушного маленького

старичка, который кивнул ей головой; вид у него был очень кроткий». В одной

швейцарской сказке повстречался крестьянскому сыну, который

1 Balkanmarchen [Nr. 49: Die Lubi und die Schone der Erde]. P. 217.

2 Russische Marchen [Nr. 6: Och]. P. 30 f.

собирался принести дочери короля корзину яблок, «маленький isigs человечек»

и спросил у него, что тот несёт в корзине. В другом месте тот же человечек

одет в isigs курточку, очень старенькую. Под «isigs» можно понимать

железный (eisern), что, вероятно, более правдоподобно, чем ледяной

(eisig)1. Между тем и впрямь существуют и «железный человечек», а также

«ледяной человечек»; в одном современном сновидении я даже отыскал чёрного

железного человечка, который появлялся в моменты значительных жизненных

перемен, как в этой сказке о глупом Гансе, который намеревался жениться на

принцессе.

В одной современной серии видений многократно возникал тип старого

мудреца, иной раз он был нормальной величины (когда появлялся у основания

кратера, окаймлённого отвесными скалами), в другой раз он находился на

вершине горы, внутри низкой каменной ограды и был крошечного телосложения.

Тот же мотив о карликовой принцессе, которая обитала в шкатулке,

встречается в сказке Гёте2. К этому можно присовокупить антропария,

свинцового человечка из видения Зосимы3, а также рудниковых человечков из

шахты, искусных дактилов античности, гомункулусов алхимии, домовых,

шотландских броунов и т. д. Насколько «реальны» представления, подобные

этому, стало мне ясно в связи с тяжёлой горной аварией, когда после

катастрофы двое из пострадавших при ясном дневном свете имели коллективное

видение человечка в капюшоне монаха, который вышел из неприступной трещины

ледникового обвала и пересёк ледник, что вызвало у обоих форменную панику.

Нередко я встречал мотивы, которые создавали у меня впечатление, будто

бессознательное – есть мир бесконечно малого. Рационалистически это можно

было бы вывести из тёмного чувства, которое при таких видениях побуждается

чем-то эндопсихическим, вместо того чтобы сделать вывод, что в голове

размещается что-то очень маленькое. Я не охотник до таких «разумных»

домыслов, хотя и не хотел бы утверждать, что они всегда бьют мимо цели. Мне

кажется более правдоподобным, что склонность к уменьшительной форме, с

одной стороны, и к чрезмерному преувеличению (великаны!) – с другой, имеет

дело с удивительной неопределённостью понятий пространства и времени в

бессознательном4.

1 Речь идёт о сказке Der Vogel Greif, Nr. 84 der Kinder- und

Hausmarchen, gesamment durch die Bruder Grimm, II. P. 29 ff. Текст

воспроизводит фонетические ошибки.

2 Die neue Melusine. Marchen.

3 Ср. сочинение Юнга Einige Bemerkungen zu den Visionen des Zosimos.

4 В одной сибирской сказке старик появляется в виде белой, до неба

возвышающейся фигуры (Nr. 13. P. 62 [Der in Stein verwandelte Mann]).

Человеческое чувство меры, т. е. наше рациональное понятие о большом и

малом – это явно выраженный антропоморфизм, который становится

недействительным не только в царстве физических явлений, но также в тех

областях коллективного бессознательного, которые лежат за пределами

досягаемости специфически человеческого. «Атман» меньше малого и больше

большого, он величиной с большой палец и «всё же повсеместно перекрывает

мир на две ладони»1. Гёте говорит о кабирах: «малы ростом, но велики

силой»2. И правда, архетип мудрости – крошечно мал, почти неуловим, и всё

же он обладает судьбоносной силой, что становится совершенно ясным, если

действительно вникнуть в суть дела. Архетипы имеют эту особенность, общую с

миром атомов, который именно в наши дни наглядно доказывает: чем глубже

научный эксперимент проникает в мир бесконечно малого, тем чаще

сталкивается он со всё более разрушительными величинами энергии, которые

там находятся в связанном состоянии. То, что мельчайшее производит огромное

действие, стало очевидным не только из области физики, но также и в

психологическом исследовании. Как часто в критические моменты жизни Всё

зависит от мнимого Ничто!

В одной, определённо примитивной сказке, просветляющая природа нашего

архетипа выражается путём идентификации старика с Солнцем. Он приносит с

собой головешку, которую использует для того, чтобы поджарить тыкву.

Откушав, он забирает с собой огонь, что и побуждает людей похитить этот

самый огонь3. В одной североамериканской сказке старик является шаманом,

который обладает огнём4. Дух имеет аспект огня, как мы знаем из Ветхого

Завета и из повествования о чуде Пятидесятницы. Оказывается, что старик,

наряду с благоразумием, знанием и мудростью, как уже было упомянуто,

обладает также и моральными свойствами, даже более того: он испытывает,

способен ли человек к нравственному поступку и свои дары ставит в

зависимость от этой проверки. Наиболее явным примером служит эстонская

сказка5 о падчерице и родной дочери. Первая – сирота, которая отличается

послушанием и аккуратностью. История начинается с того, что у неё падает в

колодец пряслица. Она прыгает вслед за ней, однако не тонет в колодце, а

приходит в магическую страну, где

1 Ср.: Непреодолимость ребёнка / Zur Psychologie des Kindarchetypus.

2 «Фауст». Гёте.

3 Indianermarchen aus Sudamerika. P. 285 [Das Ende der Welt und der

Feuerdiebstahl].

4 Indianermarchen aus Nordamerika. P. 74 [Geschichten von Manabusch:

Der Feuerdiebstahl].

5 [Nr. 53: Der Lohn der Stieftochter und der Haustochter. P. 192 ff.]

продолжает свои поиски; там ей попадаются корова, баран и яблоня, чьи

желания она исполняет. Она идёт к бане, в которой сидит какой-то грязный

старик и желает, чтобы она его обмыла. Завязывается следующий диалог.

Старик: «Красна девица, красна девица, искупай меня, очень мне тягостно

быть таким грязным». Она: «Чем я истоплю печь?» «Собери деревянные колышки

и вороний помёт, этим и топи». Однако она приносит хворост и спрашивает:

«Где мне взять купальной воды?». Он: «Под зерносушилкой стоит белая кобыла,

пусть она помочится в ушат». Девушка берёт чистую воду. «Где мне взять

мыло?» - «Возьми банный камень и скреби меня им». Однако она приносит мыло

из деревни и моет старика. В награду он даёт ей короб, полный золота и

драгоценный камней. Родная дочь, конечно, позавидовала, бросила пряслицу в

колодец, но тут же прялку и нашла. Несмотря на это, она идёт дальше и

делает всё то, что прежде правильно сделала падчерица – только наоборот.

Награда – соответствующая. Дальнейшее подтверждения излишни при частоте

этого мотива.

Образ старика, столь же превосходящего в силе, как и услужливого,

побуждает нас поставить его в какое-либо отношение к божеству. В немецкой

сказке о «солдате и чёрной принцессе»1 рассказывается, как проклятая

принцесса, лежащая в железном гробу, каждую ночь заполучает себе солдата,

который должен нести вахту на её могиле, и сжирает его. Один солдат, когда

до него дошёл черёд нести вахту, попытался удрать. «Когда настал вечер, он

тайком улизнул, пустился наутёк через горы и поля. И очутился он на

прекрасном лугу. Там внезапно предстал перед ним маленький человечек с

длинной седой бородой, который, однако, был нашим любимым Господом Богом;

Он не пожелал более взирать на бедствия, которые еженощно учинял черт.

«Куда держишь путь? – спросил седой человечек. – Не разрешишь ли пойти с

тобой?» Старичок выглядел таким простодушным, что солдат рассказал ему о

воём побеге и почему он это сделал. Теперь, по обыкновению, следует хороший

совет. В этом рассказе, фактически, старик объявляется самим Богом, с той

же самой ненавистью, с какой английский алхимик сэр Джон Рипли называет

«старого короля» - «antiquus dierum»2.

Все архетипы имеют как позитивный, благоприятный, светлый,

вверхуказующий аспект, так и указующий вниз, частично негативный и

неблагоприятный, частично лишь хтонический, но в дальнейшем – нейтральный

аспект. Архетип «духа» не является исключением. Уже его карликовый облик

означает предельную уменьшительность, а

1 Deutsche Marchen seit Grimm. 189 ff.

2 «Ветхие дни» (лат.). – В своей Cantilena.

также расплывчатую природность растительного нумена, происходящего из

преисподней. В одной балканской сказке1 он кажется убогим, поскольку

потерял глаз. «Филины» - вид летающего чудовища – выколи ему глаз, и герой

должен позаботиться, чтобы они же его восстановили. Старик потерял часть

своего зрения, т. е. своей проницательности и прозорливости в демоническом

мире тьмы; последний нанёс ему порчу, и в этом отношении старик напоминает

судьбу Осириса, потерявшего один глаз при взгляде на чёрную свинью, а

именно Сета; или вспомним о том же Вотане, который у источника принёс в

жертву Мимиру один свой глаз. Примечательно, что верховным животным у

старика в нашей сказке является козёл, последнее указывает на то, что сам

старик обладает и тёмной стороной. В одной сибирской сказке старик

появляется как одноногий, однорукий и одноглазый старец, пробуждающий

железным посохом покойника. В ходе истории оживлённый покойник по ошибке

убил старика, разрушив тем самым своё полное счастье. Название сказки

гласит «Однобокий старик». На самом деле его ущербность означает то, что он

в какой-то мере состоит только из одной половины. Другая половина –

невидима, она выступает в рассказе как убийца, который посягает на жизнь

героя истории. Наконец герою удаётся умертвить своего многократную убийцу,

однако в неистовстве он повергает также однобокого старика, что намекает на

идентичность обоих убитых. Из этого явствует возможность, что старик мог

быть одновременно и своей противоположностью: как оживляющим, так и

убийцей, - «ad utrumque peritus», - как говорится о Гермесе2.

В тех случаях, когда старик ведёт себя скромно и чистосердечно, можно

было бы порекомендовать – по эвристическим, так же как и по другим причинам

– более тщательно высветить окружение. В упомянутой нами первой эстонской

сказке о батраке, который потерял корову, возникает подозрение, что

оказавшийся своевременно на месте и готовый помочь старик сам до этого

хитростью умыкнул корову, чтобы придать своему подопечному изрядный мотив к

разрыву. Это очень даже возможно: обыденный опыт показывает, что

обдуманное, но сублиминальное знание судьбы инсценирует досадный инцидент,

чтобы согнуть в бараний рог дурашливое Я – сознание и вывести его на путь

истинный, которого оно иначе никогда не отыскало бы из чистой робости. Если

бы наш сирота догадался, что именно старик своим колдовством заставил

исчезнуть корову, то последний, пожалуй, показался бы мальчику коварным

троллем

1 [Balkanmarchen Nr. 36: Der Konig und seine drei Sohne.]

2 Prudentius. Contra Symmachum; см. Raher Hugo, Die Seelenheilende

Blume. P. 132.

или чертом. Старик на самом деле имеет и злой аспект, так же как

примитивный шаман, с одной стороны, является целительным помощником, а с

другой – внушающим страх отравителем, точно так же как слово «farmakov»

означает и лечебное средство, и яд: в конце концов, ядом в действительности

может быть и то и другое.

Итак, старик имеет двусмысленный, эльфический характер: то он по

некоторым признакам кажется самим благом, как, например, в чрезвычайно

назидательном образе Мерлина, то ему присущ (в других формах) одновременно

и аспект зла. В одной сибирской сказке1 старик – это злой дух, «на чьей

голове было два озера, в которых плавали две утки». Он питается

человеческим мясом. История рассказывает, как герой и его люди идут в

ближайшую деревню на праздник, а своих собак оставляют дома. Собаки

постановили – по пословице «Без кота мышам масленица» - также устроить

праздник. В разгар праздника они набрасываются на запасы мяса. Когда люди

возвратились домой, собаки выскочили вон. И убежали они в заросли. Творец

сказал Эмемкуту: «Ступай со своею женой искать собак». Однако последнего

застигает пурга, и он вынужден искать убежище в хижине злого духа. Затем

следует известный мотив одураченного черта. «Творец» называется отцом

Эмемкута. Отец же Творца называется «самозданным», потому что он сам себя

сотворил. Хотя в книге нигде не говорится, что старик, со своими двумя

озерами на голове, заманил героя с его женой, чтобы утолить свой голод,

можно всё-таки предположить, что особый дух проник в собак, пробудив их

отметить праздник наподобие людей, чтобы впоследствии, вопреки своим

повадкам, сбежать, дабы Эмемкут должен был их искать; и что герой попадает

в буран, чтобы столкнуться со злым стариком. В этом ему, в качестве

советчика, пособляет «Творец» - «сын самозданного», - из-за чего возникает

клубок проблем, разрешение которых мы с удовольствием уступим сибирскому

теологу.

В балканской сказке старик даёт съесть бездетной царице волшебное

яблоко, от которого она забеременеет и родит сына, причём старик оговорил

своё право быть его крёстным отцом. Мальчик растёт бедовым парнем, он

колотит всех детей и убивает у пастухов скот. В течение десяти лет он не

получает никакого имени. Появляется старик, втыкает ему в ногу нож и

нарекает его «ножевым принцем». Теперь мальчика потянуло на приключения,

что отец ему, после долгих колебаний, наконец, и разрешает. Нож, торчащий у

него в ноге, является условием его жизни: если кто-то другой его вытащит,

то мальчик умрёт, если он вытащит нож сам – то останется в живых. В

конечном счете,

1 [Nr. 36: Die Hunde des Schopfers.]

нож становится его роком, так как старая ведьма во сне вытягивает его. Он

умирает, однако вновь возвращён к жизни своими закадычными друзьями1. Здесь

старик, правда, полезен, но он также даритель опасной судьбы, которая с

таким же успехом могла бы обратиться во зло. Зло ранее отчётливо

демонстрировалось в насильственном характере мальчика.

В другой, тоже балканской сказке мы встречаемся с вариантом нашего

мотива, о котором стоит упомянуть: король ищет свою сестру, которую умыкнул

чужеземец. Во время странствования он заезжает в хижину старухи, и та его

предостерегает от продолжения поисков. Дерево, нагруженное плодами,

заманивает героя, всё время отступая, и уводит его от хижины. Когда оно,

наконец, останавливается, из его кроны спускается старик. Он угощает короля

и приводит его к крепости, где живёт королевская сестра, оказавшаяся женой

старика. Она говорит брату, что её муж – злой дух и что он убьет короля. На

третий день король на самом деле исчезает. Тогда младший брат отправляется

на поиски и убивает злого духа в образе дракона. Благодаря этому

расколдовывается прекрасный молодой человек, который теперь женится на

сестре короля. Старик, кажущийся сначала нуменом дерева, имеет очевидное

отношение к сестре. Он – убийца. В одном вставном эпизоде ему вменяется в

вину то, что он заколдовал целый город, сделав его «железным», т. е.

неподвижным и замкнутым2. Он также держит в заключении сестру короля и

более не позволяет ей вернуться к своим родственникам. Тем самым

изображается Анимус-одержимость у сестры. В известной мере старик

воспринимается как Анимус сестры. Однако способ, каким король втянут в эту

одержимость и поиски сестры, наводят на мысль, что сестра имеет значение

Анимы для брата. Следовательно, судьбоносный архетип завладел сначала

Анимой короля, т. е. он лишил его архетипа жизни, который как раз

персонифицирован в Аниме, и тем самым навязал ему поиск утраченной

жизненной привлекательности, «труднодостижимой драгоценности». Он, таким

образом, делает из короля мифического героя, т. е. значительную личность,

которая есть выражение Самости. При этом сплошь и рядом старик действует,

как злодей и должен быть насильственно устранён, чтобы затем появиться в

качестве супруга сестры-Анимы: соответственно – в качестве жениха души,

который справляет священный инцест, – символ объединения противоположного и

подобного. Эта часто встречающаяся, рискованная энантиодромия означает не

только

1 [Balkanmarchen Nr. 9: Die Taten des Zarensohnes und seiner beiden

Gefahrten.]

2 [I. c. Nr. 35: Der Schwiegersohn aus der Fremmde.]

омоложение и преобразование старика, но позволяет заподозрить тайную,

внутреннюю связь зла с добром и vice-versa.

В этой истории мы видим также архетип старика в облике преступника,

ввергнутого в перипетии и превращения процесса индивидуализации, который

мало-помалу доходит вплоть до hieros gamos. В упомянутой ранее русской

сказке о лесном царе последний, наоборот, оказывается сначала услужливым и

благодетельным, однако потом он уже не собирается отпускать своего батрака,

так что фабула рассказа состоит в разнообразных попытках юноши вырваться из

лап колдуна. Место поиска замещает побег, однако, кажется, будто последний

приносит те же барыши, что и отважное поисковое приключение: герой, в конце

концов, женится на дочери короля. Колдун же должен довольствоваться ролью

одураченного чёрта.

ТЕРИОМОРФНАЯ СИМВОЛИКА ДУХА В СКАЗКАХ

Описание нашего архетипа не было бы полным, если бы мы не помянули еще

об одном особенном способе его проявления, а именно о проявлении этого

архетипа в животной форме. Последняя (в общем и целом) принадлежит к

териоморфизму богов и демонов, а потому имеет такое же психологическое

значение. Животный облик как раз указывает, что обсуждаемые содержания и

функции пребывают во внечеловеческой области, т. е. по ту сторону

человеческого сознания. С одной стороны, они соучаствуют в демонически-

сверхчеловеческом, с другой — в животно-подчеловеческом. При этом

необходимо иметь в виду, что такое разделение имеет ценность только в

рамках сознания, где это отвечает необходимому условию мышления. Логика

гласит: tertium non datur, т. е. мы не можем представить себе

противоположности в их единобытии. Если же антиномия все же существует, то

её снятие мы можем полагать только за постулат. Для бессознательного же это

вовсе не так, и категория бытия для него не исключение, так как его

содержания, все до единого, — парадоксальны и антиномичны по самой своей

сути.

Хотя старик (в только что изложенных сюжетах) демонстрирует в

большинстве случаев и человеческую наружность, и человеческую манеру

обхождения, но все же его колдовские способности, включая его духовное

превосходство, указывают на нечто сверх-, или над-, или недо-человеческое в

добре и зле. Его звериный аспект не означает умаления его ценности ни в

глазах примитива, ни для бессознательного. Ведь в некотором отношении

животное превосходит человека: оно еще не заплуталось в своем сознании, не

противопоставляет своё своенравное Я той силе, которой оно живёт и которая

в нём господствует, оно беспрекословно исполняет её волю едва ли не

наилучшим образом. Если бы животное было сознательным, то оно было бы

благочестивее человека. Легенда о грехопадении содержит глубокое

наставление: не является ли она выражением смутного предчувствия того, что

эмансипация Я - сознания представляет собой дело Люцифера. Всемирная

история человечества с самого начала состоит из противоречия между чувством

неполноценности и самопревозношением. Мудрость ищет середины и

расплачивается за это смелое и рискованное предприятие сомнительным

родством с демоном и зверем, а потому страдает превратным истолкованием

морали.

Зачастую в сказках мы встречаем мотив услужливых зверей. Они ведут

себя по-человечески, говорят человеческим языком, обнаруживают ум и знания,

Страницы: 1, 2, 3