Философия и методология науки

3. Взгляд на развитие общества как на социальную фи-зику.

4. Неизменность прогресса, понятого как продукт челове-ческой изобретательности, вера в бесконечный рост на-уки и научной рациональности.

Осмысляя процесс возникновения философии науки как направления современной философии, невозможно прой-ти мимо имен, стоящих у его истоков. С одной стороны, это У. Уэвелл, Дж. С. Милль, с другой - О. Конт, Г. Спенсер, Дж. Гершель.

Джон Стюарт Милль (1806-1873) английский философ-позитивист, экономист и общественный деятель, был одним из родоначальников позитивизма. Он получил образование под руководством отца, философа Джемса Милля. Труд, пред-ставляющий его основные философские взгляды, «Обзор фи-лософии сэра Вильяма Гамильтона...» (1865) может быть ква-лифицирован как спор феноменологического позитивизма с английским априоризмом. В тезисе: «все знание из опыта», ис-точник опыта - в ощущениях, наблюдается непосредствен-ное влияние берклианской философии. Представления о ма-терии как постоянной возможности ощущения и о сознании как возможности их (ощущений) переживания, связаны с от-казом от исследования онтологической проблематики.

Обращают на себя внимание его размышления о чувстве, мысли и состояниях сознания. Чувством называется все то, что дух сознает, что он чувствует, другими словами, что входит как часть в его чувствующее бытие. Под названием «мысли» здесь надо понимать все, что мы внутренне сознаем, когда мы нечто называем, думаем: начиная от такого состояния созна-ния, когда мы думаем о красном цвете, не имея его перед глазами, и до наиболее глубоких мыслей философа или поэта. «Под мыслью надо понимать то, что происходит в самом духе», «умственный образ солнца или идея бога суть мысли, состояния духа, а не сами предметы».

Основным произведением Дж. Милля считается «Система логики» в двух томах (1843), решенная традиционно с пози-ций индуктивистской трактовки логики как общей методологии науки. «Положение, что порядок природы единообразен, есть основной закон, общая аксиома индукции». Интерес, од-нако, представляет и то, что уже первый позитивизм призна-вал роль и значимость интуиции. Мы познаем истины двоя-ким путем, - отмечает Дж. Милль, - некоторые прямо, неко-торые же не прямо, а посредством других истин. Первые составляют содержание интуиции или сознания, последние суть результат вывода. Истины, известные нам при помощи интуиции, служат первоначальными посылками, из которых выводятся все остальные наши познания». Рассуждая же об индукции, Милль выделяет четыре метода опытного исследо-вания: метод сходства, метод разницы, метод остатков и метод сопутствующих изменений. Генеральная идея, проводимая сквозь все труды философа, связана с требованием привести научно-познавательную деятельность в соответствие с неко-торым методологическим идеалом. Последний основывается на представлении о единообразии природы, о том, что «все знания из опыта», и что законы - суть повторяющиеся пос-ледовательности.

Концепция «позитивной (положительной) науки» пред-ставлена достаточно обширной деятельностью французского мыслителя Огюста Конта (1798-1857). В работе «Дух пози-тивной философии» Конт выясняет пять значений определения понятия «позитивного». Во-первых, в старом и более общем смысле позитивное, положительное означает реальное в про-тивоположность химерическому. Во втором смысле это ос-новное выражение указывает на контраст между полезным и негодным. В третьем значении оно часто употребляется для определения противоположности между достоверным и сомни-тельным. Четвертое состоит в противопоставлении точного смутному. Пятое применение менее употребительное, чем другие, хотя столь же всеобщее - когда слово «положитель-ное» употребляется как противоположное отрицательному, как назначенное «по своей природе преимущественно не раз-рушать, но не организовывать».

Провозглашаемая им философия науки - философия но-вого типа - призвана выполнить задачу систематизации, упо-рядочивания и кодификации научных выводов. Это «здоровая философия», которая коренным образом изгоняет все тради-ционные философские вопросы, неизбежно неразрешимые. В другой («метафизической философии») нужды нет.

В своем главном произведении «Курс позитивной философии» в шести томах, изданных в 1830-1846 гг., О. Конт широ-ко пропагандировал идею научности применительно ко всем проявлениям природы и общества. И до сих пор его имя вспо-минается в связи с созданной им первой классификацией наук и с самой идеей «социологии» как науки об обществен-ной жизни, включающей в себя социальную статику и соци-альную динамику. Философия предстает в ее новом качестве, как сугубо строгая система, обобщающая результаты различ-ных ветвей научного познания, и только в том значении она может иметь право на существование.

Свойственная науке ориентация на закономерность нашла отражение в предложенном О. Контом так называемом «законе трех стадий» интеллектуального развития человечества. Он заключается в том, что каждая из главных концепций, каждая отрасль наших знаний последовательно проходит три различ-ные теоретические состояния: состояние теологическое, или фиктивное; состояние метафизическое, или отвлеченное; со-стояние научное, или позитивное.

Другими словами, человеческий разум в силу своей приро-ды и в каждом из своих исследований пользуется последова-тельно тремя методами мышления, характер которых существенно различен и даже прямо противоположен: сначала ме-тодом теологическим, затем метафизическим и, наконец, по-зитивным. Именно наука, как третья стадия эволюции, сме-няет предшествующие ей теологическую, объясняющую все происходящее на основе религиозных представлений, и мета-физическую, заменяющую сверхъестественные факторы раз-вития сущностями и причинами. Наука, с позиции О. Конта, есть высшее достижение интеллектуальной эволюции. Выс-шая, научная, стадия содействует рациональной организации жизни всего общества. Она показывает всю бесплодность по-пыток осознать первые начала и конечные причины всего су-щего, провозглашаемых как цель метафизики.

Именно на третьей, позитивной, стадии вступает в силу второй из трех законов О. Конта - «закон постоянного подчинения воображения наблюдению». Наблюдение - универсаль-ный метод приобретения знания. Он помогает освободиться от ненаучных догматических напластований, стать на твердую почву фактов. «Все здравомыслящие люди повторяют со вре-мен Бэкона, что только те знания истинны, которые опирают-ся на наблюдения». Да и сам реальный ход развития науки в XX столетии свидетельствовал о тяготении ее к накоплению материала, к его описанию и классификации. Но поскольку наблюдаются лишь явления, а не причины и сущности, науч-ное знание по своему характеру оказывается описательным и феноменальным. Этим объясняется знаменитая контовская сентенция о «замене слова «почему» словом «как». Место объяснения у Конта занимает описание. Тем не менее предви-дение в качестве функции позитивной философии провозгла-шается как наиболее важная и значимая способность положи-тельного мышления. Однако, чтобы придать позитивной фи-лософии характер всеобщности, необходимо сформулировать энциклопедический закон, связанный с классификацией наук.

Основной характер позитивной философии, как определяет его Конт, выражается в признании всех явлений, подчиненных неизменным естественным законам, открытие и сведение ко-торых до минимума и составляет цель всех наших усилий, причем мы считаем безусловно недоступным и бессмыслен-ным искание так называемых причин, как первичных, так и конечных. Изучение позитивной философии даст нам един-ственное средство открывать логические законы человеческо-го разума. Считая все научные теории великими логическими фактами, мы только путем глубокого наблюдения этих фактов можем подняться до понимания логических законов.

Чтобы понять, что такое позитивный метод нужно изучать приложения данного метода. Причем последний не может быть изучен отдельно от исследований, к которым он приме-няется. Так как, по мнению ученого, все, что рассматривает метод, отвлеченно, сводится к общим местам, настолько смут-ным, что они не могут оказать никакого влияния на умствен-ную деятельность человека. Неверно, что одним только чтени-ем правил Бэкона или рассуждений Декарта можно построить позитивный метод.

Конт уверен, что цель философии - в систематизации че-ловеческой жизни. По его мнению, истинная философия ста-вит себе задачей по возможности привести в стройную систе-му все человеческое, личное и в особенности коллективное существование, рассматривая одновременно все три класса характеризующих его явлений, а именно: мысли, чувства и действия. Первое, о чем ей следует заботиться, так это о согла-совании всех трех частей человеческого существования, что-бы привести его к полному единству.

Единство может быть действительным лишь постольку, поскольку точно представляет совокупность естественных от-ношений. Следовательно, необходимым и предварительным условием становится тщательное изучение совокупности ес-тественных отношений. Только посредством такой системати-зации философия может влиять на действительную жизнь. Конт уверен, что у философии есть социальная функция, ох-ватывающая три области человеческой деятельности: мышление, чувство и действие. И только достигнув позитивного со-стояния, философия может с надлежащей полнотой достой-но выполнить свое основное назначение.

Другим крупнейшим представителем первого позитивизма был Герберт Спенсер (1820-1903). Идея плавного, эволюционного прогресса становится доминирующей в его концепции и главным принципом его методологии. «Эволюция есть интег-рация (приведенная к членораздельному единству) материи, сопровождаемая рассеянием движения, во время которой ма-терия переходит от состояния неопределенности, несвязной однородности к состоянию определенной и связной разно-родности и во время которой неизрасходованное движение претерпевает аналогичное же превращение» Спенсер Г. Синтетическая философия. - Киев. 1997. С. 8.. Философ вы-сказывает идею о ритме эволюции. Понятия интеграции и дезинтеграции, перехода от однородного к разнородному (дифференциации) и от неопределенного к определенному, т. е. идея нарастающей структурности составила содержа-тельную ткань его концепции.

Философия, согласно Спенсеру, должна объединять все конкретные явления. Закон совместного действия всех фак-торов, понимаемый как закон непрерывного перераспределения материи и движения, составляет основу философии. Основаниями философии должны служить фундаментальные поло-жения, т. е. положения, которые невыводимы из более глубо-ких и которые могут быть обоснованы только обнаружением полного согласия между собой всех результатов, достигнутых через их допущение. Это первичные истины: «неуничтожимость материи», «непрерывность движения» и «постоянство количества силы», причем последняя является основной, а предыдущие - производными. Однако если Милль представ-ляет материю и сознание как возможности ощущения, то Спенсер уверен в их символической природе. Он считает, что истолкование всех явлений в терминах материи, движения и силы есть не более как сведение наших сложных мысленных символов к простейшим, а когда уравнение приведено к его простейшим терминам, символы все же остаются символами. Спенсер дает феноменологическое истолкование науки, доволь-ствующееся лишь связью внешних явлений. Наука поэтому есть лишь отчасти объединенное знание, в то время как фи-лософия - знание вполне объединенное.

Итак, подытоживая знакомство с тремя выдающимися мыслителями - Дж. Миллем, О. Контом и Г. Спенсером - стоящими у истоков философии науки, зададимся вопросом: какие инновации предложил первый позитивизм интеллектуальному континууму эпохи? Дж. Милль выделил в качестве об-щего направления научного познания эмпиризм и индуктивизм. В его трудах четко прослеживалась феноменалистическая ориентация, провозглашался унифицирующий подход, основанный на вере в единообразие природы. Трудноразре-шимой проблемой был вопрос о взаимосуществовании рели-гии и науки. В том или ином варианте, но позитивисты не от-важивались полностью игнорировать феномен религии. Наибольшее позитивное значение у Спенсера имела проводимая им эволюционная идея, которая косвенным образом отрази-лась и в самом понимании философии. Она представала как «вполне объединенное знание».

В целом значение интеллектуальных инноваций первого позитивизма для философии науки велико. В ее последующий дис-циплинарный объем перешли: тематические ориентации на проведение четкой классификации наук, идея о том, что во всем властвует закон, акцент на ведущую и основополагаю-щую роль наблюдения и выявление описания и предсказания как процедур, составляющих цель науки. Милль обогатил сю-жетный план проблематики философии науки введением не-которого психологизма и выявлением роли индукции и ассо-циаций в науке. Новой для проблемного поля позитивизма позицией оказалось признание психологической составляю-щей метода как совокупности интеллектуальных привычек, гипотезы как могущественного орудия развития знания и даже интуиции. Милль поддержал строгий детерминизм, вы-сказав идею относительно того, что единообразие природы обеспечивается универсальной причинностью Спенсер под-черкивал универсальность эволюционного развития научно-го познания и проводил мысль о необходимости объединенности и общности знаний, пытался примирить науку с рели-гией, тем самым предлагая неожиданный ход, состоящий в расширении границ рациональности.

§ 4. Научная картина мира и ее эволюция

С научной картиной мира связывают широкую панораму знаний о природе, включающую в себя наиболее важные те-ории, гипотезы и факты. Структура научной картины мира предлагает центральное теоретическое ядро, фундаментальные допущения и частные теоретические модели, которые постоянно достраиваются. Центральное теоретическое ядро обладает относительной устойчивостью и сохраняет свое су-ществование достаточно длительный срок. Оно представляет собой совокупность конкретно-научных и онтологических констант, сохраняющихся без изменения во всех научных те-ориях. Когда речь идет о физической реальности, то к сверх-устойчивым элементам любой картины мира относят прин-ципы сохранения энергии, постоянного роста энтропии, фундаментальные физические константы, характеризующие основные свойства универсума: пространство, время, веще-ство, поле, движение.

Фундаментальные допущения носят специфический харак-тер и принимаются за условно неопровержимые. В их число входит набор теоретических постулатов, представлений о спо-собах взаимодействия и организации в систему, о генезисе и закономерностях развития универсума. В случае столкновения сложившейся картины мира с контрпримерами или аномали-ями для сохранности центрального теоретического ядра и фундаментальных допущений образуется ряд дополнительных частнонаучных моделей и гипотез. Именно они могут видоиз-меняться, адаптируясь к аномалиям.

Научная картина мира представляет собой не просто сум-му или набор отдельных знаний, а результат их взаимосогла-сования и организации в новую целостность, т.е. в систему, с этим связана такая характеристика научной картины мира, как ее системность. Назначение научной картины мира как свода сведений состоит в обеспечении синтеза знаний. Отсю-да вытекает ее интегративная функция.

Научная картина мира носит парадигмальный характер, так как она задает систему установок и принципов освоения уни-версума. Накладывая определенные ограничения на характер допущений «разумных» новых гипотез научная картина мира, тем самым направляет движение мысли. Ее содержание обу-словливает способ видения мира, поскольку влияет на форми-рование социокультурных, этических, методологических и ло-гических норм научного исследования. Поэтому можно гово-рить о нормативной, а также о психологической функциях научной картины мира, создающей общетеоретический фон ис-следования и координирующей ориентиры научного поиска.

Эволюция современной научной картины мира предполагает движение от классической к неклассической и постнеклассической картине мира (о чем шла уже речь). Европейская на-ука стартовала с принятия классической научной картины мира, которая была основана на достижениях Галилея и Нью-тона, господствовала на протяжении достаточно продолжи-тельного периода - до конца прошлого столетия. Она претен-довала на привилегию обладания истинным знанием. Ей соот-ветствует графический образ прогрессивно направленного линейного развития с жестко однозначной детерминацией. Прошлое определяет настоящее так же изначально, как и на-стоящее определяет будущее. Все состояния мира, от беско-нечно отдаленного былого до весьма далекого грядущего, мо-гут быть просчитаны и предсказаны. Классическая картина мира осуществляла описание объектов, как если бы они суще-ствовали сами по себе в строго заданной системе координат. В ней четко соблюдалась ориентация на «онтос», т. е. то, что есть в его фрагментарности и изолированности Основным ус-ловием становилось требование элиминации всего того, что от-носилось либо к субъекту познания, либо к возмущающим факторам и помехам.

Строго однозначная причинно-следственная зависимость возводилась в ранг объяснительного эталона. Она укрепляла претензии научной рациональности на обнаружение некоего общего правила или единственно верного метода, гарантиру-ющего построение истинной теории. Естественнонаучной базой данной модели была Ньютонова Вселенная с ее посто-янными обитателями: всеведущим субъектом и всезнающим Демоном Лапласа, якобы знающим положение дел во Вселен-ной на всех ее уровнях, от мельчайших частиц до всеобщего целого. Лишенные значимости атомарные события не оказы-вали никакого воздействия на субстанционально незыблемый пространственно-временной континуум.

Неклассическая картина мира, пришедшая на смену класси-ческой, родилась под влиянием первых теорий термодинамики, оспаривающих универсальность законов классической механи-ки. С развитием термодинамики выяснилось, что жидкости и газы нельзя представить как чисто механические системы. Скла-дывалось убеждение, что в термодинамике случайные процессы оказываются не чем-то внешним и побочным, они сугубо имма-нентны системе. Переход к неклассическому мышлению был осуществлен в период революции в естествознании на рубеже XX-XXI вв., в том числе и под влиянием теории относительно-сти Графическая модель неклассической картины мира опира-ется на образ синусоиды, омывающей магистральную направ-ляющую развития. В ней возникает более гибкая схема детер-минации, нежели в линейном процессе, и учитывается новый фактор - роль случая. Развитие системы мыслится направлен-но, но ее состояние в каждый момент времени не детерминировано. Предположительно изменения осуществляются, подчиня-ясь закону вероятности и больших чисел. Чем больше отклоне-ние, тем менее оно вероятностно, ибо каждый раз реальное яв-ление приближается к генеральной линии - «закону среднего». Отсутствие детерминированности на уровне индивидов сочета-ется с детерминированностью на уровне системы в целом. Исто-рическая магистраль все с той же линейной направленностью проторивает пространственно-временной континуум, однако поведение индивида в выборе траектории его деятельностной ак-тивности может быть вариабельно. Новая форма детерминации вошла в теорию под названием «статистическая закономер-ность». Неклассическое сознание постоянно наталкивалось на ситуации погруженности в действительность. Оно ощущало свою предельную зависимость от социальных обстоятельств и одновременно льстило себя надеждами на участие в формирова-нии «созвездия» возможностей.

Образ постнеклассической картины мира - древовидная ветвящаяся графика - разработан с учетом достижений бель-гийской школы И. Пригожина. С самого начала и к любому данному моменту времени будущее остается неопределенным. Развитие может пойти в одном из нескольких направлений, что чаще всего определяется каким-нибудь незначительным фактором. Достаточно лишь небольшого энергетического воз-действия, так называемого «укола», чтобы система перестро-илась и возник новый уровень организации. В современной постнеклассической картине мира анализ общественных структур предполагает исследование открытых нелинейных систем, в которых велика роль исходных условий, входящих в них индивидов, локальных изменений и случайных факторов. «Постнеклассическая наука расширяет поле рефлексии над деятельностью, в рамках которой изучаются объекты. Она учитывает соотнесенность характеристик получаемых знаний об объекте не только с особенностью средств и операций де-ятельности, но и с ее ценностно-целевыми структурами» Проблемы методологии постнеклассической науки. - М , 1992. С. 15..

Следовательно, включенность последних становится новым императивом постнеклассики. В постнеклассической методологии очень популярны та-кие понятия, как бифуркация, флуктуация, хаосомность, диссипация, странные аттракторы, нелинейность. Они наде-ляются категориальным статусом и используются для объяс-нения поведения всех типов систем: доорганизмических, организмических, социальных, деятельностных, этнических, духовных и пр.

В условиях, далеких от равновесия, действуют бифуркаци-онные механизмы. Они предполагают наличие точек раздво-ения и неединственность продолжения развития. Результаты их действия труднопредсказуемы. По мнению И. Пригожина, бифуркационные процессы свидетельствуют об усложнении системы; Н. Моисеев утверждает, что «каждое состояние со-циальной системы является бифуркационным».

Флуктуации в общем случае означают возмущения и под-разделяются на два больших класса: создаваемых внешней средой и воспроизводимых самой системой. Возможны слу-чаи, когда флуктуации будут столь сильны, что овладеют си-стемой полностью, придав ей свои колебания, и по сути изме-нят режим ее существования. Они выведут систему из свой-ственного ей «типа порядка», но обязательно ли к хаосу или к упорядоченности иного уровня - это вопрос особый.

Система, по которой рассеиваются возмущения, называет-ся диссипативной. По существу, это характеристика поведения системы при флуктуациях, которые охватили ее полностью. Основное свойство диссипативной системы - необычайная чувствительность к всевозможным воздействиям и в связи с этим чрезвычайная неравновесность. Ученые выделяют такую структуру как аттракторы - притягивающие множества, об-разующие собой центры, к которым тяготеют элементы. К примеру, когда скапливается большая толпа народа, то от-дельный человек, двигающийся в собственном направлении, не в состоянии пройти мимо, не отреагировав на нее. Изгиб его траекторий осуществится в сторону образовавшейся массы. В обыденной жизни это часто называют любопытством. В те-ории самоорганизации подобный процесс получил название «сползание в точку скопления». Аттракторы стягивают и кон-центрируют вокруг себя стохастические элементы, тем самым структурируя среду и выступая участниками созидания поряд-ка. В постнеклассической картине мира упорядоченность, структурность, равно как и хаосомность, стохастичность, при-знаны объективными, универсальными характеристиками действительности. Они обнаруживают себя на всех структур-ных уровнях развития. Проблема иррегулярного поведения неравновесных систем находится в центре внимания синергетики - теории самоорганизации, сделавшей своим предметом выявление наиболее общих закономерностей спонтанного структурогенеза. Она включила в себя новые приоритеты со-временной картины мира: концепцию нестабильного нерав-новесного мира, феномен неопределенности и многоальтернативности развития, идею возникновения порядка из хаоса. Попытки осмысления понятий порядка и хаоса, создания теории направленного беспорядка опираются на обширные классификации и типологии хаоса. Последний может быть простым, сложным, детерминированным, перемежаемым, уз-кополосным, крупномасштабным, динамичным и пр. Самый простой вид хаоса - «маломерный» - встречается в науке и технике и поддается описанию с помощь детерминированных систем. Он отличается сложным временным, но весьма про-стым пространственным поведением. «Многомерный» хаос сопровождает нерегулярное поведение нелинейных сред. В турбулентном режиме сложными, не поддающимися коорди-нации, будут и временные, и пространственные параметры. Под понятием «детерминированый хаос» подразумевают по-ведение нелинейных систем, которое описывается уравнени-ями без стохастических источников, с регулярными началь-ными и граничными условиями.

Можно выявить ряд причин и обстоятельств, в результате которых происходит потеря устойчивости и переход к хаосу: это шумы, внешние помехи, возмущающие факторы. Источ-ник хаосомности иногда связывают с наличием многообразия степеней свободы, что может привести к реализации абсолют-но случайных последовательностей. К обстоятельствам, обус-ловливающим хаосогенность, относится принципиальная неустойчивость движения, когда два близких состояния мо-гут порождать различные траектории развития, чутко реаги-руя на стохастику внешних воздействий. Современный уро-вень исследований приводит к существенным дополнениям традиционных взглядов на процессы хаотизации. В постнеклассическую картину мира хаос вошел не как источник де-струкции, а как состояние, производное от первичной неус-тойчивости материальных вазимодействий, которое может явиться причиной спонтанного структурогенеза. В свете последних теоретических разработок хаос предстает не про-сто как бесформенная масса, но как сверхсложноорганизованная последовательность, логика которой представляет значительный интерес. Ученые вплотную подошли к разра-ботке теории направленного беспорядка, определяя хаос как нерегулярное движение с непериодически повторяющимися, неустойчивыми траекториями, где для корреляции про-странственных и временных параметров характерно случай-ное распределение.

Оправданная в человекоразмерном бытии социологизация категорий порядка и хаоса имеет своим следствием негатив-ное отношение к хаотическим структурам и полное принятие упорядоченных. Тем самым наиболее наглядно демонстриру-ется двойственная (антропологично-дезантропологичная) ориентация современной философии. Научно-теоретическое со-знание делает шаг к конструктивному пониманию роли и значи-мости процессов хаотизации в современной синергетической парадигме. Социальная практика осуществляет экспансию против хаосомности, неопределенности, сопровождая их сугубо негативными оценочными формулами, стремясь вытолк-нуть за пределы методологического анализа. Последнее выража-ется в торжестве рационалистических утопий и тоталитарных режимов, желающих установить «полный порядок» и поддер-живать его с «железной необходимостью».

Между тем истолкование спонтанности развития в дест-руктивных терминах «произвола» и «хаоса» вступает в конф-ликт не только с выкладками современного естественнонаучно-го и философско-методологического анализа, признающего хаос наряду с упорядоченностью универсальными характери-стиками материи. Оно идет вразрез с древнейшей историко-философской традицией, в которой начиная от Гесиода хаос мыслится как все собой обнимающее и порождающее начало. В интуициях античного мировосприятия безвидньтй и непо-стижимый хаос наделен формообразующей силой и означает «зев», «зияние», первичное бесформенное состояние материи и первопотенцию мира, которая, разверзаясь, изрыгает из себя ряды животворно оформленных сущностей.

Спустя более чем двадцать веков такое античное мирочувствование отразилось в выводах ученых. Дж. Глейк в работе «Хаос: создавая новую науку» заметит, что открытие динами-ческого хаоса - это по сути дела открытие новых видов движе-ния, столь же фундаментальное по своему характеру, как и от-крытие физикой элементарных частиц, кварков и глюонов в качестве новых элементов материи. Наука о хаосе - это наука о процессах, а не о состояниях, о становлении, а не о бытии.

В современной научной картине мира рациональность рас-сматривается как высший и наиболее аутентичный требова-ниям законосообразности тип сознания и мышления, образец для всех сфер культуры. Она отождествляется с целесообраз-ностью. Говоря об открытии рациональности, имеют в виду способность мышления работать с идеальными объектами, способность слова отражать мир разумно-понятийно. В этом смысле открытие рациональности приписывают античности. Рациональный способ вписывания человека в мир опосредован работой в идеальном плане, поэтому рациональность от-ветственна за те специальные процедуры трансформации ре-альных объектов в идеальные, существующие только в мысли. Но если деятельность по конструированию идеальных объек-тов может уходить в бескрайние полеты фантазии, то научная рациональность, т. е. мысленное конструирование идеальных объектов, которое признает наука, ограничивает данную сво-боду мысли. Ей нужны знания, пригодные для практическо-го использования, а следовательно, она признает лишь те иде-альные объекты и процедуры, которые непосредственно или опосредованно, актуально либо потенциально сопряжены с практической значимостью для жизнедеятельности людей.

С одной стороны, научную рациональность связывают с историей развития науки и естествознания, с совершенство-ванием систем познания и с методологией. В этом отождеств-лении рациональность как бы «покрывается» логико-методо-логическими стандартами. С другой стороны, рациональность оказывается синонимичной разумности, истинности. И здесь на первый план выдвигаются проблемы выяснения критери-ев, оснований и обоснований истинного знания, совершен-ствования языка познания.

Единого универсального понимания рациональности отыскать невозможно. Современные методологи, фиксируя различные типы рациональности: «закрытую», «открытую», «универсальную», «специальную», «мягкую», «сверхрацио-нальность» и пр., а также особенности социальной и комму-никативной, институциональной рациональности, склони-лись к принятию полисемантизма, многозначности понятия «рациональность». Ее смысл может быть сведен к сферам при-родной упорядоченности, отраженной в разуме; способам концептуально-дискурсивного понимания мира; совокупно-сти норм и методов научного исследования и деятельности.

Именно последнее, как очевидно, и приводит к возможно-сти отождествления рациональности и методологии науки. По мнению Н. Моисеева, «реальность (точнее - восприятие человеком окружающего, которое его сознание воспринимает как данность) порождала рациональные схемы. Они в свою очередь рождали методы, формировали методологию. Послед-няя становилась инструментом, позволявшим рисовать карти-ну мира - Вселенной (универсум) рациональным образом» Моисеев Н. Современный рационализм. -М., 1995 С. 41..

В. Швырев фиксирует «концептуальный кризис в интерпре-тации понятия рациональность, который обнаруживается в со-временных дискуссиях по этой проблеме и связан с конкретной исторической формой рациональности, а именно с тем класси-ческим представлением о рациональности, которое восходит к эпохе нового времени и Просвещения, Современный кризис рациональности - это, конечно, кризис классического пред-ставления о рациональности» Швырев В. С Рациональность в современной культуре Обществен-ные науки и современность .1997. №1. С. 105-106. Он обусловлен потерей ясных и четких идейно-концептуальных ориентиров, которыми ха-рактеризовалось классическое сознание вообще. Сквозь приз-му классической рациональности мир представал как законо-сообразный, структурно-организованный, упорядоченный, са-моразвивающийся. Вместе с тем классический рационализм так и не нашел адекватного объяснения акту творчества. В ис-токах эвристичности, столь необходимой для открытия ново-го, рационального меньше, чем внерационального, нерацио-нального и иррационального. Глубинные слои человеческого Я не чувствуют себя подчиненными разуму, в их клокочущей сти-хии бессознательного слиты и чувства, и инстинкты, и эмоции.

Неклассическая научная рациональность «берется» учиты-вать соотношение природы объекта со средствами и мето-дами ее исследования. Уже не исключение всех помех, со-путствующих факторов и средств познания, а уточнение их роли и влияния становится важным условием в деле дости-жения истины.

Этим формам рационального сознания присущ пафос максимального внимания к реальности. Если с точки зрения классической картины мира предметность рациональности - это прежде всего предметность объекта, данного субъекту в виде завершенной, ставшей действительности, то предметность неклассической рациональности - пластическое, динамичес-кое отношение человека к реальности, в которой имеет место его активность. В первом случае мы имеем предметность Бы-тия, во втором - Становления. Задача - соединить их.

Постнеклассический образ рациональности показывает, что понятие рациональности шире понятия «рациональности на-уки», так как включает в себя не только логико-методологи-ческие стандарты, но еще и анализ целерациональных дей-ствий и поведение человека. В самой философии науки возникшая идея плюрализма растворяет рациональность в технологиях частных парадигм. По словам П. Гайденко, на месте одного разума возникло много типов рациональности. По мнению ряда авторов, постнеклассический этап развития рациональности характеризуется соотнесенностью знания не только со средствами познания, но и с ценностно-целевыми структурами деятельности.

Новый постнеклассический тип рациональности активно использует новые ориентации: нелинейность, необратимость, неравновесность, хаосомность и пр., что до сих пор неуверен-но признавались в качестве равноправных членов концептуаль-ного анализа. В новый, расширенный объем понятия «рацио-нальность» включены интуиция, неопределенность, эвристика и другие не традиционные для классического рационализма прагматические характеристики, например, польза, удобство, эффективность. В новой рациональности расширяется объек-тная сфера за счет включений в нее систем типа: «искусствен-ный интеллект», «виртуальная реальность», «киборг-отноше-ния», которые сами являются порождениями научно-техни-ческого прогресса. Такое радикальное расширение объектной сферы идет параллельно с его радикальным «очеловечивани-ем». И человек входит в картину мира не просто как активный ее участник, а как системообразующий принцип. Это говорит о том, что мышление человека с его целями, ценностными ориентациями несет в себе характеристики, которые сливают-ся с предметным содержанием объекта. Поэтому постнеклассическая рациональность - это единство субъективности и объек-тивности. Сюда же проникает и социокулътурное содержание. Категории субъекта и объекта образуют систему, элементы которой приобретают смысл только во взаимной зависимос-ти друг от друга и от системы в целом. В этой системе можно увидеть и провозглашаемый еще с древности идеал духовно-го единства человека и мира.

Наиболее часто и наглядно идея рациональности как ре-флексивного контроля и объективирующего моделирования реализуется в режиме «закрытой рациональности* на основе заданных целеориентиров. Поэтому нередко рациональность сводят к успешной целесообразной или целенаправленной деятельности. Исследователи критически относятся к типу «закрытой» рациональности. Именно абсолютизация и догматизация оснований, функционирующих в режиме «закрытой» рациональности частных парадигм, лишают в современном сознании идею рациональности ее духовного измерения, цен-ностно-мировоззренческой перспективы, связанной с уста-новкой на гармонизацию отношений человека и мира.

Однако то, что представляется рациональным в «закры-той» рациональности, перестает быть таковым в контексте «открытой». Например, решение проблем производственных не всегда рационально в контексте экологических. Или дея-тельность, иррациональная с позиции науки, может быть вполне рациональной с других точек зрения, к примеру с точ-ки зрения получения ученой степени.

Достаточно эвристическая идея открытой рациональнос-ти отражает очевидный факт эволюции науки, постоянного совершенствования аппарата анализа, способов объяснения и обоснования процесса бесконечного поиска истины. Вместе с тем, несмотря на существенные достижения современных наук в построении научной картины мира, не умолкают голоса скептиков, указывающих, что на рубеже третьего тысячеле-тия науке так и не удалось достаточным образом объяснить гравитацию, возникновение жизни, появление сознания, со-здать единую теорию поля и найти удовлетворительное обо-снование той массе парапсихологических или биоэнергоинформационных взаимодействий, которые сейчас уже не объявляются фикцией и чепухой. Выяснилось, что объяснить появление жизни и разума случайным сочетанием событий, взаимодействий и элементов невозможно, такую гипотезу запрещает и теория вероятностей. Не хватает степени перебо-ра вариантов периода существования Земли.

§ 5. Наука и эзотеризм

В конце XX в. в науке произошли существенные измене-ния. Отклонение от строгих норм научной рациональности становилось все более допустимым и приемлемым. Наруше-ние принятых и устоявшихся стандартов стало расцени-ваться как непременное условие и показатель динамики на-учного знания. Познание перестало отождествляться только с наукой, а знание - только с результатом сугубо научной деятельности. С другой стороны, многие паранаучные теории допускали в свои сферы основополагающие идеи и принци-пы естествознания и демонстрировали свойственную науке четкость, системность и строгость.

Ограничение идеи гносеологической исключительности науки, которое вряд ли могло быть воспринято ученым миром с особым воодушевлением, уравновешивалось многообразными возможностями расширения сферы научного интереса. В объек-тное поле научных изысканий стали попадать явления исключи-тельные, наука обернулась к формам познавательной деятельно-сти, которое ранее квалифицировались как «пограничные», не признанные в сферах официальной науки Астрология, парапси-хология и целый комплекс так называемых народных наук ста-ли привлекать к себе внимание не с точки зрения их негативной оценки, что весьма банально,, а с позиции их нетрадиционных подходов, методов, познавательных ориентации. Да и внутри самой науки все явственнее стали обнаруживаться «девиантные» линии, т. е. отклоняющиеся от общепринятых норм и стандар-тов научного исследования. Возник даже новый термин: кроме широкоупотребляемых «паранаука» и «вненаучное знание», ста-ло использоваться понятие «анормальное» знание. Оно указыва-ло на факт наличия знания, которое не соответствовало приня-той парадигме, а потому всегда отторгалось.

Однако факты из истории науки свидетельствуют о бес-почвенности скоропалительного отторжения «сумасшедших идей и гипотез». Так, например, идеи Н. Бора о принципе до-полнительности считали «дикими и фантастичными», выска-зываясь о них так: «Если этот абсурд, который только что опубликовал Бор, верен, то можно вообще бросать карьеру физика». «Выбросить всю физику на свалку и самим отправ-ляться туда же». Процесс возникновения термодинамики со-провождался фразами типа: «Бред под видом науки». Такая за-щитная реакция классической науки по-своему понятна, это своего рода иммунный барьер. И каждая вновь возникшая идея проходит тщательную и строгую проверку на приживаемость.

Аналогом такого «анормального» знания может считаться и научный романтизм Гёте, размышлявшего о протофеномене, этаком зримо явленном законе. Расшатать рамки строгой научной рациональности помогли и интуитивизм А. Пуанка-ре, и теория неявного, личностного знания М. Полани, и ме-тодологический анархизм П. Фейерабенда. Постепенно отно-шение к девиантным формам познавательной деятельности несколько изменилось, они стали уживаться с научными концепциями, так как из и анализа методологи надеялись извлечь серьезные положительные результаты - некое методологи-ческое приращение к традиционализму.

Вместе с тем сама ситуация такой уживчивости, которая могла быть охарактеризована словами формулы терпимости: «Оставьте расти все вместе, и то и другое до жатвы», - приве-ла к релятивности научного познания. Расширение сферы методологических интересов послужило обоснованию равно-правного гносеологического статуса таких ранее контрадикторных противоположностей, как астрономия и астрология, тра-диционная и нетрадиционная медицина. И если, согласно ус-тановкам XX в., астрология считалась недостойной внимания лженаукой, то в XX в. критика подобных наукообразований осуществлялась более корректно. Так, Карл Поппер считал, что астрологию нельзя квалифицировать как науку, потому что она не ориентируется на принцип фальсификации: «аст-рология излишне подчеркивает положительные свидетельства и игнорирует контрпримеры». Испокон веков она придержи-вается определенных постулативных положений, что, впро-чем, не так уж чуждо и науке.

Отсутствие фалъсифицируемости в астрологии, как это ут-верждает Поппер, опровергает Эдвард Джеймс. Он считает, что в ходе исторического развития ее содержание не остава-лось неизменным, и достаточно видное место занимала про-цедура фальсификации. Громкие сенсации по поводу несбыв-шихся гороскопов - что это, если не своеобразное действие принципа фальсификации? Известная сентенция «звезды не лгут» может быть истолкована как методологическое требова-ние опытной проверки астрологических построений, в том числе и как процедура фальсификации. Тогда понятно, что ошибаются астрологи, а звезды не лгут.

В другом, признающем астрологию подходе выдвигались принятые с точки зрения традиционалистики аргументы, ис-ходя из которых ее появление было связано с потребностями общественной практики и материальными интересами, как-то: успешное проведение охоты, занятие земледелием и скотоводством. Все это, безусловно, подчинялось ритмам звездного неба. Ритмы звездных взаимодействий, их влияние на процессы на Земле было общим импульсом развития как астрологии, так и астрономии и космологии. Астрология со-вершенствовала и свой математический аппарат, уточняла технику исчислений. А когда потребовалось освоить техни-ку гороскопа, астрологи стали применять точнейшие триго-нометрические вычисления. (Заметим, что в Риме астроло-гов называли математиками.)

Самое последнее обновление или подтверждение научно-го статуса астрологии связано с интересными размышлениями космистов, и в частности с концепцией Л. Гуми-лева, связывающей ритмы человеческой истории с ритмами космической активности в «ближнем космосе». Подобные идеи содержатся и в теории А. Чижевского.

Помимо всех естественнонаучных доводов, астрология удовлетворяла и еще одну древнейшую человеческую потреб-ность, самую большую слабость человека - знать свою судь-бу. Она облекала сам способ удовлетворения этой потребно-сти в достаточно строгую научную форму, осуществляя сбор данных, проведение исчислений, формулировку соответствий.

Разграничение (демаркация) науки и вненаучных форм знания всегда осуществлялось с привлечением критериев на-учности. Однако убеждение в необходимости их четкости, строгости и однозначности было свойственно науке XX в. Затем начались разногласия по вопросу значимости тех или иных критериев науки. К середине 70-х гг. XX в. позиция, провозглашающая возможность однозначного, раз и навсег-да устанавливаемого критерия или меры идентификации под-линной науки рассматривалась как анахронизм. Возникла точка зрения, согласно которой понятие научности не следу-ет связывать с каким-либо одним критерием или набором критериев. Критерии носят либеральный характер, а границы научности задаются социокультурными параметрами. Наука постоянно развивается, и формулировка указанных критериев должна отвечать этой ситуации постоянного динамизма и изменчивости. Динамика развития с неизбежностью разрушает классические каноны. Важно отметить, что осознание потери научными репрезентациями своего привилегированного мес-та уравнивает науку в ее отношении к реальности с другими подходами. Она уже не та единственная и уникальная магис-траль притока информации, не всегда оснащенная самыми инновационными и модернизирующими приборами и при-способлениями .

В последнее время статус эзотерических знаний достаточ-но укрепился. Крайне негативное отношение к девиантному знанию (как к околонаучному, фарсовому перевертышу на-уки) сменилось позицией терпимости, а иногда и упования-ми, подпитываемыми, как это ни парадоксально, диалекти-ческим видением мира, что в конце концов наука сможет объяснять кажущиеся ныне сверхъестественными явления, и в связи с найденным причинным объяснением они переста-нут быть таковыми. Произойдет развенчание сверхъестественного.

Соотношение эзотеризма и науки. Ключевой идеей для эзотеризма является существование двух реальностей, одна из которых имеет совершенный идеальный характер (что в тер-минах эзотерики означает существование на тонких уровнях), другая выражает стремление человека пройти путь совершен-ствования и изменить и себя, и Космос. Отсюда два видимых вектора эзотеризма. Один указывает на идею сверхчеловека, человека с расширенным сознанием и выдающимися способ-ностями. Другой - на идею преображения жизни, аналогич-но той, которая опредмечена холиазмической формулой «царствия Божьего на Земле».

И если рациональное научное знание, как правило, неэмоционально и безличностно объективно, то в эзотерической традиции приобщение к тайному знанию невозможно без ис-пользования механизмов эмоциональных переживаний, и в ча-стности без посылов, ориентированных на свет, добро и бла-гость в мыслях, словах и поступках - в случае приобщения к белой магии, и на прямо противоположные установки - в случае черной магии.

Эзотерические представления реализуют две основные цели: во-первых, познавательную, направленную на изучение фактов, лежащих за пределами обычного опыта; во-вторых, властную, или кибер-цель, связанную с управлением процессами внешнего мира. Если научное знание, начиная с нового вре-мени, всегда оказывается в центре интеллектуальных притя-жений, то положение эзотеризма в разные исторические эпо-хи было неодинаковым. Он то оттесняется на периферию, то продвигается на авансцену духовных изысканий.

Когда говорят о науке, то отмечают в первую очередь ее системность. Однако подобное же свойство можно обнару-жить и в современных эзотерических учениях. Многие иссле-дователи уверены, что так называемое «лунное» знание представляет собой целую систему знаний, такую же сложную, как современная физика, чьи предположения иногда оказывают-ся на стыке вероятного и невероятного.

Ориентироваться в сложном здании герметической фило-софии непросто. Есть существенные разногласия в понима-нии значения употребляемых понятий и терминов. Так, Е. Варшавский предлагает следующую их иерархию См.: Варшавский Е Оккультизм - оглашенное тай неведение // Синтез мистических учений Запада и Востока. 1990. № 3. С. 162-166.. Эзотерическое знание делится на четыре вида. Во-первых, знание оккультных сил, пробуждаемых в природе посредством определенных ритуалов и обрядов. Во-вторых, знание каббалы, тентрического культа и часто колдовства. В-третьих, зна-ние мистических сил, пребывающих в звуке (эфир), в мантрах (напевах, заклинаниях, заговорах, зависящих от ритмов и ме-лодий). Другими словами - знание законов вибрации и магическое действие, основанное на знании типов энергий природы и их взаимодействия. В-четвертых, это знание Души, истинной мудрости Востока, предполагающей изуче-ние герметизма.

Можно встретиться с подразделением всех оккультных наук на экзотерические ы эзотерические. Первые изучают внешнюю форму явлений природы; вторые исследуют внут-реннюю сущность. Здесь достаточно очевидным аналогом служат существующие в науке эмпирический и теоретический уровни исследования.

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9