p align="left">Законодательное закрепление принципа свободы договора не означает утраты необходимости правового регулирования договорных отношений. Напоборот, развитая и детальная система правового регулирования является гарантией от административного диктата и от произвола со стороны других правопользователей. Поэтому законодателем установлены ограничения принципа свободы договора, которые условно можно разделить на общие (ст. 9 ГК) и специальные. Так, закон допускает возможность понуждения участников гражданских правоотношений к заключению договора в силу закона либо добровольно принятого обязательства. Заключение договора обязательно в случаях: заключения публичного договора (ст. 396 ГК); заключения основного договора, предусмотренного предварительным договором (ст. 399 ГК); заключения договора с лицом, выигравшим торги (ст. 417, 418 ГК); заключения договора поставки товаров для государственных нужд (ст. 499 ГК); в других случаях, предусмотренных законодательством. Разновидностью исков о понуждении к заключению договора являются иски о переводе на истца прав и обязанностей какой-либо из сторон по заключенному с нарушением его преимущественного права договору (п. 3 ст. 253, п. 1 ст. 592 ГК). Если сторона, для которой заключение договора обязательно, уклоняется от его заключения, другая сторона вправе обратиться в суд с требованием о понуждении заключить договор. При этом такое исковое требование может относиться не только ко всему договору в целом, но и к отдельным его условиям. К исковому заявлению истец обязан приложить проект договора, о понуждении к заключению которого, предъявлен иск (п. 4 ст. 415 ГК) [237].

Cтороны могут добровольно принять на себя обязательство о заключении договора в будущем, заключив предварительный договор, а затем требовать его принудительного исполнения (ст. 399 ГК). Предварительный договор является вполне самостоятельным соглашением, в котором в требуемой законом форме выражено обязательство сторон по вступлению в основной договор, на определенных условиях, в установленный срок. Если сторона, заключившая предварительный договор, уклоняется от заключения основного договора, то применяются положения, установленные для заключения договоров в обязательном порядке (п. 5 ст. 399 ГК). Сторона, необоснованно уклонившаяся от заключения договора, должна возместить другой стороне причиненные этим убытки (п. 4 ст. 415 ГК). Следует также отметить, что последствия нарушения предварительного договора отличаются от последствий нарушения основного. В первом случае речь идет о компенсации отрицательного интереса (интереса к заключению основного договора), а во втором - позитивного интереса к соблюдению контрагентом обязательства, нарушенного ненадлежащим исполнением обязательства, вытекающего из основного договора. Поскольку содержание предварительного договора представляет собой обязательства сторон по заключению в будущем соответствующего договора о передаче имущества, выполнению работ или оказанию услуг, законодатель исходит из того, что основной договор должен быть заключен на условиях, предусмотренных предварительным договором. Предварительный договор предопределяет содержание основного договора, поэтому он должен содержать все существенные условия основного договора, в противном случае договор не может быть расценен как предварительный и требования о понуждении к заключению основного договора удовлетворению не подлежат.

Данное законоположение вызывает возражения по следующим причинам. Во-первых, в момент заключения договора стороны не могут с уверенностью определить все существенные условия основного договора (иногда именно по этой причине они прибегают к заключению предварительного договора и не заключают основной договор), а, во-вторых, цели предварительного договора и основного договора разные. Применительно к основному договору целями могут быть: передача имущества в собственность; выполнение работ; оказание услуг; организация совместной деятельности. Цель всех предварительных договоров - обеспечение гарантий заключения основного договора.

Закон также требует, чтобы предварительный договор был заключен в форме, установленной законодательством для основного договора. Если форма основного договора законом не предусмотрена, то это должна быть простая письменная форма. Несоблюдение требований к форме договора влечет его ничтожность (п. 2 ст. 399 ГК). На практике возникает пока не получивший однозначного ответа вопрос о том, требуются ли государственная регистрация предварительных договоров, если их предметом является заключение в будущем договора, нуждающегося в такой регистрации.

В разъяснении Высшего Хозяйственного Суда Республики Беларусь от 11 октября 2005 г. № 03-24/1891 «О государственной регистрации предварительного договора» обращено внимание на следующее. «В соответствии с п. 3 ст. 9 Закона Республики Беларусь от 22 июля 2002 г. «О государственной регистрации недвижимого имущества, прав на него и сделок с ним» (далее - Закон) государственной регистрации подлежат договоры, которые являются или могут стать основанием возникновения, перехода, прекращения прав или ограничений (обременений) прав на недвижимое имущество. Кроме того, в силу подпункта 3.4 п. 3 ст. 24 Закона при государственной регистрации предварительного договора или сделки, в соответствии с которой возникновение, переход или прекращение прав, ограничений (обременений) прав возможно наступят в будущем, записываются условия возникновения, перехода или прекращения прав, ограничений (обременений) прав, а также идентификационные сведения о кандидате в правообладатели» [240]. На наш взгляд, данные положения закона нуждаются в корректировке путем исключения из п. 3 ст. 9 Закона слов: «или могут стать».

На наш взгляд, такая позиция содержит неоправданные препятствия для субъектов гражданского оборота и должна быть пересмотрена исходя из следующего. В преамбуле Закона Республики Беларусь от 22 июля 2002 г. № 133-З «О государственной регистрации недвижимого имущества, прав на него и сделок с ним» сказано, что он устанавливает правовые основы и порядок государственной регистрации недвижимого имущества, прав и ограничений (обременений) прав на него, а также сделок с ним в пределах территории Республики Беларусь с целью признания и защиты государством зарегистрированных в соответствии с названным Законом прав, ограничений (обременений) прав на недвижимое имущество и сделок с ним [239].

Как свидетельствует анализ ст. 399 ГК, предварительный договор не порождает каких-либо прав на недвижимое имущество, не является и сделкой с ним. Его единственной целью выступает принятие сторонами договора обязательства заключить в будущем договор (основной договор) на условиях, предусмотренных предварительным договором. Требование его государственной регистрации, таким образом, не имеет целью «признание и защиту государством прав», вероятнее всего, его цель фискальная, что не способствует защите экономических интересов субъектов гражданского оборота. Кроме того, в соответствии с п. 6 ст. 399 ГК, «обязательства, предусмотренные предварительным договором, прекращаются, если до окончания срока, в который стороны должны заключить основной договор, он не будет заключен и ни одна из сторон не направит другой стороне предложение заключить этот договор». В этой связи, вышеназванные положения Закона «О государственной регистрации недвижимого имущества, прав на него и сделок с ним» нуждаются в корректировке в части исключения требований о государственной регистрации предварительных договоров.

Изменения должна претерпеть и ст. 399 ГК. В частности, п. 2 и 3 ст. 399 ГК необходимо изложить в следующей редакции:

«2. Предварительный договор заключается в письменной форме. Несоблюдение формы предварительного договора влечет его ничтожность.

3. Предварительный договор должен содержать условия, позволяющие установить предмет основного договора.» [22-А; 39-А].

Значительное количество оснований, свидетельствующих об обязанности заключить договор в силу требований закона, сконцентрированы в сфере страхования. Эти случаи касаются как обязательного личного, так и имущественного страхования. Так, законодатель выделил отдельно обязательное государственное страхование, предусматривающее случаи обязательного страхования жизни, здоровья и имущества граждан за счет средств, предоставленных из соответствующего бюджета. При поступлении граждан на работу или призыве на службу соответствующие министерства и иные организации принимают на себя обязательства по страхованию жизни и здоровья указанных лиц на случай гибели (смерти), ранения (контузии), увечья, заболевания, полученных в связи с исполнением служебных обязанностей. Такое страхование осуществляется с целью защиты интересов служащих, работа которых связана с определенным риском, в случае причинения вреда их здоровью и (или) имуществу, и интересов членов их семей в случае причинения смерти такому служащему, если повреждение здоровья или смерть наступили в связи с выполнением служебных обязанностей. Категории государственных служащих, подлежащих обязательному государственному страхованию, определяются законодательством. К ним, в частности, относятся: все работники милиции; военнослужащие; работники пожарной службы; прокурорские работники и др. [251]. Обязательному страхованию подлежит гражданская ответственность перевозчика перед пассажирами, которые перевозятся средствами автомобильного, воздушного, водного и железнодорожного транспорта на территории Республики Беларусь [312]. В соответствии с п. 4.1. Положения о страховой деятельности, утвержденного Указом Президента Республики Беларусь от 25 августа 2006 г. № 530 «О страховой деятельности», определены следующие виды обязательного страхования: страхование строений, принадлежащих гражданам; страхование гражданской ответственности владельцев транспортных средств; страхование гражданской ответственности перевозчика перед пассажирами; страхование ответственности за неисполнение обязательств по договорам создания объектов долевого строительства; страхование от несчастных случаев на производстве и профессиональных заболеваний и др. [304].

Обязанность заключить договор может быть основана и на повышенной заинтересованности государства как субъекта публичной власти в совершении таких договоров. Государство, выполняя поставленные перед ним задачи, сталкивается с рядом проблем, которые оно должно решать в интересах всего общества в целом. К числу таких задач относится обеспечение государственных нужд (п. 1 ст. 495 ГК).

Хозяйственным судом Минской области 29 июля 2004 г. рассмотрено дело по иску РУПП «А», к СПК «Б» о понуждении заключить договор на поставку 45 т черных металлов. Истец в заявлении указал, что во исполнение доведенного до него государственного заказа на поставку лома и отходов черных металлов он направил ответчику 25 февраля 2004 г. государственный контракт, предложив оформить договорные отношения. Объем поставок доведен ответчику в соответствии с постановлением Совета Министров Республики Беларусь от 3 ноября 2003 г. № 1459 приказом управления с/х и продовольствия Мядельского райисполкома от 27 января 2004 г. Ответчик ответа не представил и согласие на заключение контракта не получено.

Постановлением Совета Министров Республики Беларусь от 3 ноября 2003 г. № 1459 «О поставке (заготовке, сдаче) для республиканских государственных нужд лома и отходов черных и цветных металлов в 2004 году» были утверждены объемы поставки лома. Во исполнение данного постановления приказом Управления сельского хозяйства и продовольствия Мядельского райисполкома № 4 от 27 января 2004 г. были доведены объемы сдачи лома по предприятиям, находящимся на территории района. Ответчик обязан был заключить договор поставки лома черных металлов с истцом в объеме 45 т, однако вышеназванный государственный контракт не подписал.

Согласно п. 5 ст. 499 ГК, если поставщик уклоняется от заключения договора поставки товаров для государственных нужд, покупатель вправе обратиться в суд с требованием о понуждении поставщика (исполнителя) заключить договор на условиях разработанного покупателем проекта договора. Для заключения государственного контракта необходимо согласованное волеизъявление двух сторон. В случаях, предусмотренных п. 2 ст. 497 ГК, на поставщика возлагается обязанность заключить государственный контракт. Поскольку в установленном законодательными актами порядке ответчик доведенный до него государственный заказ не оспорил, то он должен принять заказ к исполнению в полном объеме.

Одним из принципов гражданского законодательства, закрепленных в ст. 2 ГК, является принцип свободы договора. Понуждение к заключению договора не допускается, за исключением случаев, когда обязанность заключить договор предусмотрена законодательством. Одним из способов защиты гражданских прав является признание недействительным акта государственного органа. Поскольку ответчик свое право не реализовал и не оспорил (не признал недействительным) акт государственного органа, требование истца о понуждении к заключению государственного контракта было признано правомерным, а иск удовлетворен [381].

Ограничения принципа свободы договора, допускающие возможность требовать заключения договора в обязательном порядке, могут быть связаны и со специальными конструкциями отдельных видов договоров. К числу таких договоров относятся правовые конструкции публичных договоров (ст. 396 ГК) и договоров присоединения (ст. 398 ГК).

Специальный вид ограничений принципа свободы договора, выраженный в запрете на вступление в договорные правоотношения, связан с правовым регулированием монополистической деятельности. По этому поводу немецкий ученый Ирмин Т. Нойффер отмечал: «Свобода занятия промысловой деятельностью, получившая сильнейшее развитие в конце ХVIII и ХIХ в., и связанное с ней стремительное развитие экономики привели к возникновению в конкуренции многочисленных недобросовестных махинаций и методов, которые быстро превратились в общую проблему, для решения которой потребовалось создание особого механизма правовой охраны» [329, с. 76]. С принятием 10 декабря 1992 г. Закона Республики Беларусь «О противодействии монополистической деятельности и развитии конкуренции» государство взяло на себя ответственность за обеспечение свободного развития рыночного хозяйства, то есть за поддержание на рынках товаров и услуг определенного уровня конкуренции, за предотвращение монополистического диктата цен и применения несправедливых договорных условий [284].

Исследование конкретных проявлений принципа свободы договора в гражданском праве еще больше подчеркивает неразрывную связь данного принципа с другими: принципами равенства, неприкосновенности собственности, недопустимости произвольного вмешательства кого-либо в частные дела. Единство настолько прочное, что отграничить сферу действия одного принципа от другого невозможно. Однако наиболее тесно принцип свободы договора связан с принципом беспрепятственного осуществления гражданских прав. В содержании каждого из них по замыслу законодателя заключено требование наличия свободной, автономной воли субъектов гражданских правоотношений. С учетом этого целесообразно текстуально объединить эти принципы.

Название принципа «беспрепятственного осуществления гражданских прав» представляется недостаточно корректным. Вероятно, именно по этой причине законодатель не смог наполнить данный принцип содержательно. Дело в том, что никакое государство не может реально обеспечить своим гражданам беспрепятственное осуществление их прав, которое, по сути, аналогично произволу или анархии. Поэтому ни при каких условиях данный принцип не может быть осуществим, в связи с чем, нет оснований закреплять его в нормах гражданского законодательства.

Ограничения осуществления гражданских прав могут обусловливаться необходимостью защиты как общественных интересов, так и частных. Законом может быть закреплено исключительное право государства на осуществление отдельных видов деятельности, для ведения многих видов предпринимательской деятельности необходимо специальное разрешение (лицензия) компетентного государственного органа, которому предоставлено право отказать в выдаче такого разрешения, если заявитель не удовлетворяет установленным требованиям [182, ст. 13]. Отступление от принципа беспрепятственного осуществления гражданских прав может быть продиктовано и стремлением законодателя обеспечить защиту интересов отдельных участников гражданского оборота (п. 4 ст. 275 ГК). В этой связи представляется более корректным вести речь не о беспрепятственном осуществлении гражданских прав, а об автономии воли участников гражданских правоотношений.

Принцип автономии воли является центральным принципом наследственного права. Нормы наследственного права в ГК сформулированы таким образом, чтобы в максимально возможной мере обеспечить свободу завещания, которая несовместима с существовавшими ранее законодательными запретами и ограничениями распоряжения частной собственностью, первоочередностью наследования по закону. Принцип свободы завещания, является частным случаем принципа автономии воли, нашедшим непосредственное закрепление в ГК. В частности согласно ст. 1041 указанного Кодекса завещатель вправе по своему усмотрению завещать имущество одному либо нескольким лицам, как входящим, так и не входящим в круг наследников по закону, любым образом определить доли наследников в наследстве, лишить наследства одного, нескольких или всех наследников по закону, не указывая причин такого лишения, отменить или изменить совершенное завещание.

В целях защиты прав и законных интересов других лиц законодатель предусмотрел изъятие из принципа свободы завещания правилами об обязательной доле в наследстве. Право на обязательную долю закреплено за несовершеннолетними или нетрудоспособными детьми наследодателя, его нетрудоспособными супругом и родителями (ст. 1064 ГК). Однако и в данном случае законодатель стремится в максимальной степени обеспечить реализацию принципа свободы завещания, уменьшая обязательную долю в наследстве с двух третей до половины доли, которая причиталась бы каждому из перечисленных лиц при наследовании по закону, то есть при отсутствии завещания. Так, в соответствии с п. 2 указанной статьи обязательная доля выделяется в первую очередь из незавещанной части имущества.

На обеспечение реализации принципа свободы завещания направлены и нормы ГК, гарантирующие тайну завещания, предусматривающие облегченную форму его составления, увеличение количества очередей наследников и др. например, согласно ст. 1046 ГК завещателю предоставлено право совершить завещание, не предоставляя при этом другим лицам, в том числе нотариусу, возможности ознакомиться с его содержанием (закрытое завещание). В отличие от ГК 1964 г. в ГК 1998 г. в качестве первоочередного при определении наследников предусмотрено наследование по завещанию, а не по закону. В п. 2 ст. 1032 ГК закреплено, что наследование по закону имеет место, когда завещание отсутствует либо определяет судьбу не всего наследства. Целям обеспечения принципов неприкосновенности собственности, недопустимости вмешательства в частные дела, свободы договора служат и нормы законодательства, устанавливающие ограничение права государства на имущество умершего гражданина посредством значительного расширения числа очередей наследников; установление первоочередности наследования по завещанию; увеличение очередей наследников имущества; уменьшение обязательной доли наследования по закону; предоставление права составления закрытого завещания и др.

Учитывая вышеизложенное, с целью более полного раскрытия содержания принципа свободы договора, а также основываясь на выработанной нами позиции о включении принципа автономии воли в правовую ткань принципа свободы договора, предлагаем в ст. 2 ГК закрепить принцип свободы договора, сформулировав его следующим образом: «участники гражданских правоотношений приобретают и осуществляют свои гражданские права своей волей и в своих интересах, они свободны в заключении договора, установлении своих прав и обязанностей на основе договора и в определении любых не противоречащих законодательству условий договора. Понуждение к заключению договора либо изменению его условий, не допускается, за исключением случаев, когда такая обязанность предусмотрена законом или добровольно принятым обязательством.» [39-А].

4.3.4 Принцип недопустимости произвольного вмешательства в частные дела

Во Всеобщей Декларации прав человека 1948 г. провозглашено: «Никто не может подвергаться произвольному вмешательству в его личную и семейную жизнь, произвольным посягательствам на неприкосновенность его жилища, тайну его корреспонденции или на его честь и репутацию. Каждый человек имеет право на защиту закона от такого вмешательства или таких посягательств» (ст. 12). Согласно п. 2 ст. 29 этого документа при осуществлении своих прав и свобод каждый человек должен подвергаться только таким ограничениям, какие установлены законом исключительно и с целью обеспечения должного признания и уважения прав и свобод других и удовлетворения справедливых требований морали, общественного порядка и общего благосостояния в демократическом обществе [72].

Гражданско-правовой принцип недопустимости произвольного вмешательства в частные дела имеет своим источником нормы ст. 23 Конституции Республики Беларусь, в которой закреплено: «Ограничение прав и свобод личности допускается только в случаях, предусмотренных законом, в интересах национальной безопасности, общественного порядка, защиты нравственности, здоровья населения, прав и свобод других лиц» и ст. 28: «Каждый имеет право на защиту от незаконного вмешательства в его личную жизнь, в том числе от посягательства на тайну его корреспонденции, телефонных и иных сообщений, на его честь и достоинство» [182]. Представляется, что данный принцип является отражением двух конституционных принципов: свободы предпринимательской деятельности и неприкосновенности частной жизни граждан. В этих конституционных началах находят сочетание как идеи частного, так и публичного характера.

«В международно-правовых документах предусмотрено, что установление пределов прав и свобод возможно на основании закона. Ограничения могут быть лишь такими, которые необходимы в демократическом обществе для охраны государственной и национальной безопасности, общественного порядка, здоровья и морали, равно как и основных прав и свобод других лиц. Иначе говоря, законодатель не свободен в своем усмотрении: ограничение прав и свобод возможно: во-первых, только если это предусмотрено законом; во-вторых, только по следующим основаниям: а) в интересах национальной безопасности, общественного порядка; б) защиты нравственности; в) здоровья населения; г) прав и свобод других лиц.

Таким образом, ограничения обусловливаются интересами развития демократического государства, где обеспечиваются не только интересы общества, но и отдельного человека»… «Ограничения должны быть соразмерны демократической природе соответствующего права, его конституционному содержанию...» [50], «быть необходимыми, законодателю следует выбирать наименее обременительное средство ограничения прав [48, с. 25]. Именно в таком контексте сформулирована ч. 4 ст. 1 Закона Республики Беларусь от 13 ноября 1992 г. «О статусе военнослужащих»: «Военнослужащим гарантируются права и свободы, установленные законодательством для граждан Республики Беларусь, с ограничениями в их использовании, обусловленными особенностями военной службы. Ограничение прав и свобод военнослужащих компенсируется предоставлением им дополнительных государственных гарантий и льгот» [303].

Согласно ст. 2 ГК вмешательство в частные дела не допускается, за исключением случаев, когда такое вмешательство осуществляется на основании правовых норм в интересах национальной безопасности, общественного порядка, защиты нравственности, здоровья населения, прав и свобод других лиц [88]. Вызывает несогласие позиция законодателя, отступающего от конституционного принципа при формировании отраслевого. Термин «закон» в ГК заменяется значительно более широким по содержанию термином «правовая норма», что свидетельствует о необходимости приведения отраслевого принципа в соответствие с конституционным. В связи с этим справедливо высказывание В.Ф. Яковлева о том, что «любое вмешательство в частные дела, не основанное на законе, следует считать произвольным. Для допущения вмешательства, - отмечал ученый, - нужно, чтобы оно было прямо предусмотрено законом в виде определенных законом полномочий того или иного государственного органа или представителя власти» [103, с. 23]. Г.А. Гаджиев занимает схожую позицию: «Необходимо постоянно учитывать феномен одновременного участия норм конституционного и отраслевого права в механизме правового регулирования общественных отношений. Нормы гражданского законодательства регулируют общественные отношения под бдительным контролем конституционных норм и принципов» [79, с. 17].

Законодателю, на наш взгляд, следует проявлять большую осторожность, формулируя нормы отраслевого законодательства во избежание подобных разночтений, которые могут иметь своим последствием расширенное толкование конституционных норм. Любая содержательная корректировка конституционных принципов в процессе нормотворческой деятельности недопустима.

С целью сравнения приведем положения ст. 1 ГК РФ, в которой принцип с аналогичным названием, сформулирован следующим образом: «гражданские права могут быть ограничены на основании федерального закона и только в той мере, в какой это необходимо в целях защиты основ конституционного строя, нравственности, здоровья, прав и законных интересов других лиц, обеспечения обороны страны и безопасности государства» [89]. Норма ст. 3 ГК Украины также закрепляет недопустимость произвольного вмешательства в сферу частной жизни граждан и недопустимость прекращения права собственности, кроме случаев, установленных Конституцией Украины и законом [90]. Такая позиция законодателя находит поддержку и в правовой доктрине. «Ограничения должны преследовать исключительно конституционные цели и быть им соразмерными; прямо и недвусмысленно закреплены в законах в рамках единообразной нормативной стратегии; они не могут фактически проводиться через установление определенного порядка реализации других одноуровневых (смежных) полномочий или иным образом подрывать системную целостность основных прав и свобод; не имеют обратной силы; адресованы исключительно добросовестно пользующимся своими правами субъектам» - справедливо полагает В.И. Крусс [192, с. 18].

Принцип недопустимости произвольного вмешательства в частные дела имеет двухвекторную направленность. В первую очередь он адресован публичной власти. В этом качестве он «представляет собой самоограничение государства, которое тем самым обязуется не вмешиваться в дела и отношения, которые являются сферой частных интересов. Реализации требований исследуемого принципа содействуют правила законодательства об имущественной ответственности органов публичной власти за незаконное вмешательство в гражданские правоотношения (ст. 15 ГК), а также о возможности признания судом недействительными актов публичной власти и их неприменении при разрешении спора (ст. 11 и 12 ГК). Данный принцип означает также, что государство обязано пресекать действия иных лиц, представляющие собой произвольное незаконное вмешательство в чьи-либо частные дела» [103, с. 23]. В то же время, данный принцип содержит в себе требование, обращенное к участникам гражданских правоотношений воздерживаться от незаконного вмешательства в дела друг друга.

Закон Республики Беларусь от 18 июля 2000 г. «Об экономической несостоятельности (банкротстве)» содержит правовую норму о недопустимости вмешательства в деятельность управляющего. В соответствии со ст. 63 названного Закона «воздействие в какой-либо форме на управляющего в целях воспрепятствования исполнению им обязанностей управляющего в производстве по делу о банкротстве либо принятия незаконного решения или иного судебного акта хозяйственного суда влечет за собой ответственность в соответствии с законодательством» [319].

Наиболее яркое проявление принцип недопустимости произвольного вмешательства в частные дела находит в сфере личных неимущественных отношений, где он конкретизируется в положениях законодательства о неприкосновенности частной жизни, личной и семейной тайны граждан, их чести, достоинства и деловой репутации, иных личных неимущественных прав и других нематериальных благ (ст. 151 ГК). Согласно ст. 153 ГК гражданин вправе требовать по суду опровержения порочащих его честь, достоинство или деловую репутацию сведений, если распространивший такие сведения не докажет, что они соответствуют действительности. По требованию заинтересованных лиц допускается защита чести и достоинства гражданина и после его смерти. Юридические лица имеют право на защиту своей деловой репутации. Указанные правила о защите деловой репутации гражданина соответственно применяются к защите деловой репутации юридического лица, кроме возмещения морального вреда [282].

Принцип недопустимости произвольного вмешательства в частные дела предполагает и недопустимость нарушения прав субъектов на конфиденциальность почтовых и иных сообщений, нарушение тайны вкладов, врачебной и коммерческой тайны и др. В соответствии с положениями Закона Республики Беларусь от 15 декабря 2003 г. «О почтовой связи» «все операторы почтовой связи обязаны обеспечивать соблюдение тайны почтовой связи. Информация об адресных данных пользователей услуг почтовой связи, о почтовых отправлениях и их содержании и иные сообщения, входящие в сферу деятельности операторов почтовой связи, являются тайной почтовой связи и могут выдаваться только отправителям, адресатам или их законным представителям, а также государственным органам в случаях, предусмотренных законодательными актами» [269]. В БК Республики Беларусь содержится статья, согласно которой «сведения о счетах и вкладах, в том числе сведения о наличии счета в данном банке, его владельце, номере и других реквизитах счета, размере средств, находящихся на счетах и во вкладах, а равно сведения о конкретных сделках, об операциях по счетам и вкладам, а также имуществе, находящемся на хранении в банке, являются банковской тайной и не подлежат разглашению» [22].

Принцип недопустимости произвольного вмешательства в частные дела проявляется также в положениях законодательства об охране информации, составляющей служебную или коммерческую тайну (ст. 140 ГК). Так, в Положении о коммерческой тайне, утвержденном постановлением Совета Министров Республики Беларусь 6 ноября 1992 г. № 670, определены экономические и правовые основы защиты коммерческой тайны. Согласно п. 1 этого Положения «коммерческую тайну составляют преднамеренно скрываемые экономические интересы и информация о различных сторонах и сферах производственно-хозяйственной, управленческой, научно-технической, финансовой деятельности субъекта хозяйствования, охрана которых обусловлена интересами конкуренции и возможной угрозой экономической безопасности субъекта хозяйствования. Гарантом прав субъектов хозяйствования на коммерческую тайну и ее защиту выступает государство (ст. 12). В ст. 2 названного Положения подчеркивается, что информация, составляющая коммерческую тайну, является собственностью субъекта хозяйствования либо находится в его владении, пользовании, распоряжении в пределах, установленных собственником и законодательными актами» [342]. Данная норма представляется достаточно показательной, поскольку еще раз подтверждает наличие органической связи и функциональном единстве принципов гражданского права. Действия по разглашению информации, составляющей коммерческую тайну субъекта хозяйствования, являются одновременно нарушением как исследуемого нами принципа недопустимости произвольного вмешательства в частные дела, так и другого гражданско-правового принципа - неприкосновенности собственности (ст. 2 ГК).

В некоторых случаях в порядке и на условиях, предусмотренных в законе, вмешательство в частные дела объективно необходимо. К сожалению, мы вынуждены констатировать, что не всегда такой порядок внедрения публичного интереса в сферу частноправовых отношений соблюдается, и в ныне действующем законодательстве принцип недопустимости произвольного вмешательства в частные дела реализуется не в полной мере. Свидетельством тому является проблема соотношения договора и законодательства. В п. 2 ст. 392 ГК «Договор и законодательство» закреплено: «Если после заключения и до прекращения действия договора принят акт законодательства, устанавливающий обязательные для сторон правила, иные, чем те, которые действовали при заключении договора, условия заключенного договора должны быть приведены в соответствие с законодательством, если иное не предусмотрено законодательством». Перечень актов законодательства, закрепленный ст. 3 ГК, весьма значителен, и требования каждого из них обязательны для договаривающихся сторон. Это означает, что правовая норма любого нормативного акта может ограничивать действие как принципа недопустимости произвольного вмешательства в частные дела, так и принципа свободы договора. Кроме того, придание законодательству обратной силы является нарушением конституционного принципа верховенства закона.

Постановлением Пленума Высшего Хозяйственного Суда Республики Беларусь от 16 декабря 1999 г. № 16 «О применении норм Гражданского кодекса Республики Беларусь, регулирующих заключение, исполнение и расторжение договоров» предусмотрено, что если стороны не внесли в договор изменения, связанные с принятием акта законодательства, устанавливающего обязательные для сторон правила, иные, чем действовавшие при заключении договора, суд по иску заинтересованной стороны своим решением утверждает необходимые изменения договора (п. 15) [281]. Тем самым на законодательном уровне закрепляется приоритет законодательства над договором, причем как действующего в момент заключения договора, так и вводимого в действие после его заключения.

Для сравнения отметим, что в п. 2 ст. 422 ГК России «Договор и закон» закреплено: «Если после заключения договора принят закон, устанавливающий обязательные для сторон правила иные, чем те, которые действовали при заключении договора, условия заключенного договора сохраняют силу, кроме случаев, когда в законе установлено, что его действие распространяется на отношения, возникшие из ранее заключенных договоров» [89]. В числе оснований для изменения или прекращения договора cт. 651 ГК Украины рассматривает согласие сторон, если иное не установлено договором или законом [90]. Таким образом, российский и украинский законодатель в предусмотренных только законом, а не законодательством случаях допускает отступления от названных принципов гражданского права.

Из изложенного вытекает следующее. Во-первых, сохранение п. 2 ст. 392 ГК Республики Беларусь в указанной редакции является нарушением ряда принципов гражданского права Республики Беларусь, несет потенциальную угрозу автономии воли участников гражданского оборота и стабильности договорных отношений. Во-вторых, подобные принципиальные расхождения в нормах гражданского права являются существенным препятствием на пути реализации планов по созданию Союза России и Беларуси. Формирование единого экономического пространства и налаживание хозяйственных связей станут возможными только при условии формирования единого правового пространства, что предполагает решение проблемы унификации в первую очередь гражданского законодательства двух стран. С учетом этого в ст. 20 Договора о создании Союзного государства установлено: «Государства-участники создают единое экономическое пространство. В Союзном государстве действует унифицированное, а затем и единое законодательство, регулирующее хозяйственную деятельность, в том числе гражданское и налоговое законодательство» [287]. На наш взгляд, в процессе такой унификации положения ст. 422 ГК РФ могут быть взяты за основу.

Принцип недопустимости произвольного вмешательства в частные дела является одновременно общеправовым (конституционным) и отраслевым гражданско-правовым принципом. В его содержании находят сочетание идеи частного и публичного характера, разумное соотношение которых позволяет установить такой порядок юридических отношений, в соответствии с которым все участники правовых отношений, защищены от произвольного вмешательства в их дела. Произвольным вмешательством в частные дела следует признать любое вмешательство, не основанное на законе. Во всех случаях, когда законодатель считает необходимым отступить от положений данного принципа, он должен руководствоваться в первую очередь соображениями законности, и лишь во вторую - целесообразности.

Принцип недопустимости произвольного вмешательства в частные дела, закрепленный ст. 2 ГК, следует сформулировать следующим образом: «участники гражданских правоотношений приобретают и осуществляют свои гражданские права своей волей и в своих интересах, вмешательство в частные дела не допускается, за исключением случаев, когда такое вмешательство осуществляется на основании закона в интересах национальной безопасности, защиты нравственности, здоровья населения, прав и свобод других лиц» [29-А].

На примере действия принципа недопустимости произвольного вмешательства в частные дела прослеживается органическая взаимосвязь принципов гражданского права, образующих систему. В нормах вещного права этот принцип сливается воедино с принципом неприкосновенности собственности, в нормах обязательственного права - с принципом свободы договора. Эта взаимосвязь должна учитываться законодателем при принятии нормативных правовых актов, содержащих нормы гражданского права.

4.3.5 Принцип добросовестности и разумности участников гражданских правоотношений

Сущность гражданского права состоит в том, что оно выражает начала децентрализации, свободы отдельных субъектов. Соответственно этому правовое регулирование взаимоотношений таких субъектов по общему правилу строится не с помощью общеобязательных норм и запретов, а в форме различного рода дозволений и ориентиров, допускающих самую широкую возможность выбора вариантов поведения в рамках закона. Сама природа возникающих правоотношений требует от гражданского права адекватных форм регулирования: сочетания равенства, автономии воли, имущественной самостоятельности субъектов и необходимости учета последними прав и законных интересов других участников гражданского оборота. Именно стремлением законодателя найти компромисс между «подавлением институтов частного права, приводящим к неэффективности экономики, и злоупотреблением частным правом, влекущим большую социальную напряженность» [496, с. 168], можно объяснить включение в число основных начал гражданского законодательства принципа добросовестности и разумности участников гражданских правоотношений.

Данный принцип также призван обеспечить равновесие между максимально допустимой свободой реализации частных (индивидуально-личных) интересов и требованиями соблюдения публичных (государственно-общественных) интересов (обеспечение безопасности, защиты жизни и здоровья людей, охрана окружающей среды, историко-культурных ценностей и т.п.). Прав Г.А. Гаджиев, полагающий, что «добросовестность как правовой принцип выполняет роль общего правового регулятора, необходимость в котором связана с тем, что при совершении правовых действий, направленных на достижение субъективного интереса, необходимо учитывать такую объективную реальность, как интересы контрагента, равно как и публичные интересы» [78, с. 58].

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16