Экзистенциальный анализ. История, теория и методология практики

частных потребностей человека, например, потребности иметь партнера или

ребенка. В качестве иллюстрации Лэнгле приводит следующий пример:

Сорокалетняя одинокая женщина страдает депрессией: «Я когда-нибудь,

конечно убью себя. Думаю, скоро. Все бесполезно».

Мы долго говорим об ее отчаянии. При этом на первый план выходит «Все

бесполезно». Она верит, что только то имеет смысл, что является полезным. –

Полезным для кого? – полезным для нее, что означает, – соответствует ее

собственным представлениям. – Итак, жизнь как обслуживание, как система

обслуживания? Так мы извлекаем на свет божий ее «предэкзистенциальную»

жизненную позицию: «Жизнь обязательно должна быть такой как я хочу: иначе я

не живу». В своем гневе и упрямстве она приходит к мыслям о самоубийстве.

Чем является такая позиция? Разве не «насилием над жизнью», не

отказом от доступа к ней. Ведь кто же любит то, над, чем совершает насилие?

Мы с ней говорим о том, что жизнь не подчиняется нашим условиям. Она не

находится в моем распоряжении; собственно, это я здесь нахожусь для нее – я

здесь, для того, чтобы начать мою жизнь, вместо того, чтобы ее ждать

(«экзистенциальный переворот»). «Я ужасно злюсь на себя за то, что моя

жизнь такая. Я же не сама привела себя в этот мир! Это кошмар: я здесь, без

моего согласия и мне даже нечего ожидать» – Мы ведем борьбу за принятие

нового отношения к жизни.

Вот ее условия, которые она выдвигает в течение последних двадцати

лет, для того чтобы принять жизнь: она хочет иметь партнера. Она все еще

ждет его и, конечно, детей. Между тем, она застыла в своем озлоблении.

После долгих лет разочарования, она ищет успокоения в алкоголе и

транквилизаторах, и так как даже они не приносят успокоения, она стремится

к смерти.

В случаях подобного массивного окаменения экзистенц-аналитическая

работа состоит, прежде всего в попытке понять жизненную историю и опыт,

которые привели к подобной жизненной позиции. Для этой женщины целительно

было понять, почему она такой стала. Как иначе она может отказаться от

позиции, с которой самым тесным образом связана большая часть ее жизни и

крушений? Во время работы с биографией важным является найти в ней

подлинную борьбу за осмысленную жизнь. Неудача этой борьбы впервые может

быть увидена не как односторонний «отказ» с ее стороны, как ее неудача, а

как результат многих несчастий и ударов судьбы. Впервые становится также

понятно, каким образом ее жизнь может состояться.

Чтобы добиться у нее жизненно необходимой дистанции по отношению к

собственным требованиям, используется в частности парадокс. «Что бы Вы

сделали, если бы с этого момента знали, что Ваши требования никогда не

исполняться?» – «Странным образом, у меня часто возникает мысль; если бы я

знала, что я всю жизнь должна быть одна, я могла бы жить лучше. Иногда я

злюсь, потому что желание так сильно во мне». Нерешительно, неуверенно

пациентка позволяет приблизиться себе к новой установке – исходному

принятию этой жизни такой как она есть. Только тогда с ней можно будет

обойтись осмысленно. Мы обсудили экзистенциальный смысл жизни – сделать из

данного наилучшее. «Хотите ли Вы сегодня попробовать сказать этой жизни

«Да», сделать эту жизнь, такую, какая она есть, благодаря Вашему «Да» как

бы Вашим партнером, о котором Вы так давно мечтаете?» – Сначала робкое

решение хотя бы на один день отказаться от потенциального мужчины и

сознательно жить для себя одной, принесло ей облегчение. Из этого дня

получилось много дней. Она начала чувствовать тот покой к которому

стремилась. Это не был покой забытья, а покой защищенности от давления

категорических желаний, которое вытесняло ее жизнь. Новообретенное

внутреннее спокойствие открыло, наконец, доступ к жизни» (Лэнгле, 1999).

В практической работе Лэнгле заметно влияние Франкла – это и

применение в измененном виде парадоксальной интенции, и «императивное

сказать жизни Да» и «не жизнь для меня, а я для жизни». Собственно эти

моменты, как мы можем видеть, из этого короткого отрывка оказываются

решающими для изменения состояния пациентки. Далее Лэнгле намеренно

останавливается там, где Франкл очевидно останавливаться не стал бы.

Вспомнить еще один императив Франкла, заимствованный им у Ницше: «Человек

может вынести любой как, если он знает зачем». Согласно мотивационной

концепции Лэнгле время для этого «Зачем» может наступить только после того,

как созданы условия для «развертывания и влияния личности в мире». Иногда

Лэнгле почти прямым текстом говорит о том, что сначала нужно достичь

состояния экзистенции, а потом сделать ее духовной. Для Франкла же как

показывает выше проделанный анализ экзистенция и смысл неразрывны.

Таким образом, проделанный нами анализ позволяет говорить о том, что

Лэнгле не столько развил Экзистенциальный анализ и Логотерапию Франкла,

сколько разработал свой собственный метод. По крайней мере, это касается

его теоретической базы. И хотя, Лэнгле «берет» у Франкла, практически, в

чистом виде его «димензиональную онтологию» и учение о ценностях, он

существенно расходится с ним в понимании смысла и духовного измерения

бытия. Ноологическое измерение Бытия Франкла и духовно-экзистенциальное

измерение у Лэнгле совсем не одно и тоже. Введение так называемого

«экзистенциального смысла», который Лэнгле локализует в самом человеке

сближает его позицию с Ж.П.Сартром. Можно наблюдать как онтоцентричная

позиция Франкла медленно сдвигается в случае Лэнгле к антропоцентричной. В

центре его анализа уже не бытие, а сам человек, хотя и в неразрывной связи

с бытием.

Данная мысль подтверждается также экзистенциальной теорией мотивации

Лэнгле. Все три условия «нахождения» человеком своей собственной жизни,

собственной экзистенции проходят под легким оттенком эгоцентризма: сначала

я должен принять, признать и полюбить себя, и только на этой основе я смогу

принять признать и полюбить других. Такая позиция контрастирует с позицией

М. Босса, в Dasein анализе центр которого переносится на других и в целом

на Бытие: Не моя собственная защищенность и не мое переживание собственной

ценности являются базисными условиями и мотивами моего существования, а моя

настроенность на бытие, открытость по отношению к нему. Очевидно эта

позиция Лэнгле расходится и с позицией Франкла, ведь в его концепции и

полнота экзистенции и полнота жизни неразрывно связаны с трансцендентным по

отношению к человеку Сверхмиром, Сверхсмыслом, Богом. Если для Лэнгле

вопрос звучит как «я есть (я здесь), что из этого следует?», то для Франкла

собственно «я есть, я человек, только тогда, когда я реализую, обретенный

мною, трансцендентный по отношению ко мне смысл».

Структура мотивации Лэнгле сильно отдает пирамидой Маслоу. Также как и

для Маслоу, для Лэнгле сначала необходимо создание определенной базы, а

потом уже возможно удовлетворение духовных потребностей. Концепция

мотивации Лэнгле вызывает определенные ассоциации с концепцией

«психологического территоризма» Е.Сидоренко (Сидоренко, 2200), а также с

Эго-психологией. Не смотря, на наличие экзистенциальных терминов звучит это

все уж как-то не очень экзистенциально, пожалуй, за исключением первого

экзистенциального мотива «Я есть». Не слишком экзистенциально звучит и

каузальный принцип анализа, который Лэнгле использует в отдельных местах:

«Для этой женщины целительно было понять, почему она такой стала. Как иначе

она может отказаться от позиции, с которой самым тесным образом связана

большая часть ее жизни и крушений» (Лэнгле, 1999). Понятно, что

экзистенциальный поход не отвергает каузальный принцип как таковой, однако

вот это «Как еще?» - в русле экзистенциального подхода не очень понятно.

В целом, мы можем наблюдать, что роль смысловой реальности

распространяемой Франклом на всю экзистенциальную сферу, у Лэнгле заметно

сужается, что проявляется в отведении Логотерапии одной четвертой, если

можно так выразиться, экзистенциального пространства. Более того, в

отдельных случаях Лэнгле даже противопоставляет свой экзистенциальный

анализ логотерапии Франкла, в том смысле, что его экзистенциальный анализ

направлен на «нахождение» жизни, а логотерапия на «нахождение» смысла.

В практическом и методическом смысле влияние Франкла на Лэнгле

бесспорно. В толковании его клинических случаев, прям таки звучит голос

Франкла. Однако как было показано выше, к терминологии Лэнгле нужно

относиться крайне осторожно, зачастую он говорит словами Франкла, вкладывая

в них несколько иной смысл. Можно также говорить о том, что в его теории,

подобно тому как это было в случае с Бинсвангером, рядом с концепцией

учителя уживается своя собственная концепция. Иногда они взаимодействуют и

мирно сосуществуют, а иногда вступают в конфронтацию друг с другом. Можно

соглашаться и не соглашаться с концептами Лэнгле, но он честно постарался

заполнить имеющийся на его взгляд в теории Франкла вакуум. Заслуга Лэнгле

заключается в разработке экзистенциальной теории мотивации и акцентировании

внимания на пред- (или до-) смысловых аспектах человеческой экзистенции.

6. Экзистенциально-инициальная терапия Калфрида Дюркхайма. Аутентичные и

неатентичные формы «Я». Прозрачность.

Калфрид Дюркхайм родился в 1896 году в Мюнхене, с 1914 по 1918 год

принимал участие в военных действиях первой мировой войны. После войны

изучал философию и психологию в университетах Киля и Мюнхена. После

окончания в 1923 году Мюнхенского университета преподавал психологию в

Лейпцигском Университете. В 1930 защитил докторскую диссертацию по

философии. С 1932 по 1937 год он профессор философии и доцент Кильского

Университета. Внутренний духовный поиск привел Дюркхайма в Японию, где он

находился до окончания второй мировой войны изучая духовную культуру

Японии. В 1948г. Дюркхайм вернулся на родину и основал Центр

Экзистенциально-инициальной психотерапии в Тоодтмоос-Рютте (Шварцвальд).

Дюркхайм выпустил более двенадцати книг, которые неоднократно

переиздавались. Среди них: «О двойственном происхождении человека», «Япония

и культура тишины», «Прорыв к сущности», «Спортивный успех – человеческая

зрелость», «Прозрачность как опыт», «Надмировая жизнь в мире», «О теле,

которое мы есть, с точки зрения прагматической и инициальной».

Язык Дюркхайма не менее сложен и эзотеричен, чем язык Хайдеггера, что

возможно, является одним из самых серьезных препятствий широкому

распространению его метода. К сожалению, у Дюркхайма не было таких

энергичных популяризаторов как Босс и Бинсвангер. Вследствие вышеуказанных

причин Дюркхайм мало известен, даже в своей родной Германии. Тем не менее,

созданный им Институт Экзистенциально-инициальной психотерапии продолжает

свою работу и посоле его смерти в 1985 году, занимаясь в основном

терапевтической практикой, не делая исключения ни для каких пациентов,

включая больных с органическими дисфункциями. Образовательная часть работы

этого института развита гораздо слабее, что также является причиной малой

известности Дюркхайма.

Интересно отметить тот факт, что Институт Дюркхайма расположен в

Шварцвальде на расстоянии не более километра от «загородного дома», а

попросту говоря дачи Хайдеггера, в которой тот провел большую часть своей

жизни, и в которой были написаны его основные работы. Тем не менее, оба

мыслителя не контактировали, более того, последователи Дюркхайма говорят о

том, что Дюркхайм и Хайдеггер не очень любили друг друга: «Двум медведям

было тесно в одной берлоге». Как бы там ни было, их территориальная

близость в какой-то мере, символизирует их близость духовную. Не случайно

любимым автором обоих был Мейстер Экхарт[31]. В центре их внимания стоял

опыт бытия до разделения его на дуализм объективного и субъективного.

Как мыслитель Хайдеггер гораздо более систематичен, он

профессиональный университетский философ. Дюркхайм более мистичен и, кроме

того, основная цель и задача его жизни, это все-таки не философия, а

терапия, конкретная помощь людям. Дюркхайм профессиональный терапевт, а

потом уже философ, хотя данный факт вовсе не снижает достоинства его

философской мысли. По емкости мысли тексты Дюркхайма мало, чем уступают

работам Хайдеггера.

Дюркхайм не получил традиционного для психотерапевтов своего времени

психоаналитического образования, что, возможно, послужило еще одним

препятствием расширению его известности, путем распространения в различных

психотерапевтических сообществах. Да он и сам к этому не слишком стремился,

чувствуя собственную самодостаточность. Определенную близость Дюркхайм

испытывал к Юнгу, известно, что он поддерживал дружеские отношения с

учеником Юнга Э.Нойманом. Тем не менее, влияние Аналитической психологии

Юнга на него минимально. В качестве конкретных техник психотерапевтической

работы, Дюркхайм воспользовался богатым арсеналом духовных практик, которые

он привез из Японии, а кроме того, самостоятельно разработал уникальный

метод работы с телом (Leibarbaiten). Определенный вклад в развитии

технического потенциала экзистенциально-инициальной терапии внесла жена

Дюркхайма – Мария Гиппиус (родственница известной русской поэтессы Зинаиды

Гиппиус). Речь идет об особом методе рисования в состоянии

сосредоточенности, в основу данного метода легла ее докторская диссертация

«Выражение чувств в графике», которую она писала под руководством Левина,

Келера и Крюгера.

6.1. Суть

Подобно Хайдеггеру Дюркхайм считает основной бедой нашего времени то,

что сегодня «осью жизни» вокруг которой все вращается, является человек, а

не бытие. Таким образом, жизненно важная целостность человека лишается

своей сердцевины и своего центра, так как в своей сердцевине человек есть

нечто, что выходит за его рамки. В результате отрицается трансцендентная

глубина нашего личного бытия, препятствуя тем самым его проявлению в мире

сущего.

Сущностью частых внутренних конфликтов согласно Дюркхайма является

постоянное напряжение между жизненным телом (телесность понимается широко

как у Медарда Босса), обусловленном извне судьбой, и формой сути, которая

ему присуща и задана для не обусловленного и чистого проявления. Тело

судьбы – есть продукт мира. Суть относится не к этому миру. Природный

человек создает для себя в своем определенном и ограниченном пространством

и временем бытии условия, которые обеспечивают его существование в мире, но

в тоже время подвергают опасности проявление сути. Навыки и силы, которые

нужны человеку, чтобы счастливо существовать в мире, отличаются от тех,

которые ему необходимы для жизни в соответствии со своей сутью. Порядок

вещей в современном мире усугубляет это трагическое несоответствие.

С утра до вечера мир призывает нас наружу. Суть, продолжая, завет нас

изнутри и вовнутрь. Мир требует от нас знание и умение; Суть чтобы мы все

время забывали с достижением зрелости то, что узнали и смогли. Мир требует

от нас, чтобы мы все время что-то делали. Суть требует того, чтобы мы лишь

допускали то, чем сами являемся. Мир постоянно понуждает нас к результату и

держит нас в напряжении, чтобы достигли чего-то постоянного, завоевали

положение и удерживали его. Суть требует от нас, чтобы мы, все время

обращенные к ней, нигде не задерживались… Мир вынуждает нас думать о

гарантиях. Суть приободряет нас в том, чтобы мы все время решались на что-

то новое. Мир покоряется нам, когда мы его фиксируем и постигаем. Суть

открывается нам, если мы ее не определяем и содержим непостижимое. В мире

мы ищем защищенности. Подъемная сила Сути хорошо проявляет себя, если мы

можем расстаться с тем, что сохраняет и удерживает. Только в том случае,

если мы все время оставляем то, что делает нас в мире богатыми, Суть будет

вновь и вновь нас одаривать. В мире мы ищем застрахованное бытие и

огражденность от боли. Созревание из Сути проходит через опасность и боль,

вырастает из страдания и приносит свои плоды только при умирании.

(Дюркхайм, 1992, с.16)

Согласно Дюркхайма человек хочет жить как некто определенный в

определенном образе самого себя и своего мира соответственно своей сути, и

осуществить себя до конца. И знает он это или не знает, в сущности он

всегда хочет стать таким, чтобы быть в состоянии выразить надмировое бытие,

и это несмотря на всю обусловленность своего мирского существования. Только

из контакта с сутью в нас сам мир может быть воспринят в своей сути.

Как психолога особый интерес у Дюркхайма вызывает проблема

взаимодействия «Я» человека и его сути. Проблема становления «Я» – это

основная тема человеческого бытия. От приобретения верного «Я» зависит

правильное отношение человека к миру, к самому себе и к своим основам,

покоящимся в трансцендентном. Психология может привести к действенным

результатам только в том случае, когда она опирается на метапсихологическую

точку зрения. Аналогичным образом перспектива правильно увидеть проблему

приобретения верного корпуса (формы) «Я» возможно лишь в том случае, когда

ко всей проблеме походят под знаком трансцендентного.

В отличие от Ясперса, пытающегося «прочитать шифры» экзистенции в

предельных критических ситуациях человеческого существования, Дюркхайм

неустанно подчеркивает единство сути разных человеческих существ и сути

самого мира. «За всем и надо всем существующим человек предугадывает

(«предчувствует») великое «Я есть» всей жизни» (Дюркхайм, 1992, с. 28).

Трансцендентное по отношению к человеку бытие пытается проявиться в

конкретном присущем только этому человеку образе.

«Я» Дюркхайма выходит за рамки эго-психологии, оно – есть центр

естественного природного человеческого восприятия, само-собой-разумеещеся

условие и составляющая целостности полновесной человеческой жизни. Оно

является базой мирообусловленного самосознания и центром предметного

видения мира человеком. Пока это «Я» отсутствует, человек еще не является

субъектом. Он тесно связан с бытием и как бы сокрыт в нем, пребывая в

неразрывной целостности со своим сообществом и природой. В этом случае не

может быть и речи о собственном восприятии «Я», об осознании мира. Тесно

связанный со своей окружающей средой, он выживает, только являясь частью

целого, защищающего его и предъявляющего к нему определенные требования.

Постепенно в процессе становления «Я», человек выходит из этого не

слишком противоречивого единства жизни, он познает жизнь в противоречии,

противоречиях между «Я» и миром, между здесь и там, между сейчас и потом,

между духом и природой. Пока человек идентифицирует себя с этим «Я», он

будет все воспринимать в категориях этого «Я», при этом все, что не

укладывается в систему времени и пространства, тождественности и

причинности не может восприниматься серьезно. Если это «Я» уничтожается и

исчезает, что же тогда остается? Западная цивилизация отвечает – «ничего».

Однако именно тогда на первый план выходит другая действительность, которая

находится по ту сторону вопросов: Что?, Когда?, Где?, Откуда? и Куда?

Именно эта действительность определяет истинную суть и сущность человека.

Именно в этот момент человек осознает свою суть, парадоксальным образом ее

не опредмечивая.

Между «Я», тесно связанного с миром, и его сутью, связанной с бытием

всегда существует противоречие, которое выражается в диалектическом

процессе. Человек постоянно должен осознавать свою укорененность в бытии,

чтобы каждый раз снова сохранять себя в мире, как «Я», несущее бремя

бытия:

Надмировая жизнь непрерывно проявляется в языке Сути многообещающим и

требовательным к работе образом. Именно так она показывает, что Суть в нас

не есть продукт нашей спекулятивной фантазии. Суть переживается как способ,

которым какое-то сверхчеловеческое могущество в нас говорит и действует.

Чем больше человек в своем мирском Я отдален от Сути, тем больше

возможность того, что однажды он обнаружит себя страдающим от этого мира.

(Дюркхайм, 1969)

Таким образом, Суть человека – есть способ, с помощью которого

бесконечное начало человека присутствует в его конечности, обусловленной

«Я». Суть – это способ, в котором бытие в человеке определенным образом,

стремится в определенной форме проявиться в мире. Однако бытие может

проявиться в человеке, только в той мере, в какой «Я» человека, позволяет

ему проявиться. В этом смысле можно говорить об удачном «Я» и не удачном

«Я». Удачным является такое «Я», которое будет прозрачно для проявления

бытия, а значит и для раскрытия сущности самого человека. Задача человека

сформировать такое «Я», которое служит бытию, а не противостоит ему. Он

призван в своем человеческом мире, своим человеческим способом заставить

потаенное бытие принять образ в мире.

6.3. Формы «Я»

В своей интерпретация удачной формы «Я» Дюркхайм близок Хайдеггеру[32]:

«Удачным следовало бы считать лишь ту форму «Я», в которой человек находит

свое счастье и свободу как слуга и очевидец Бытия… Удачное «Я» не является

противоречием для сути, а является инструментом ее проявления в мире.

Удачное «Я» означает форму человеческого существования, в которой человек

может поведать миру о сути.» (Дюркхайм, 1992, с.34-35)».

Таким образом, человек, имеющий удачное «Я», живет не только благодаря

своему «Я». Хотя он живет как «Я», соотнесенное с миром, характеризующимся

миром и пространством, существует он, однако на основе сути, которая

выходит за рамки его «Я». Центром организации его восприятия является его

предметно фиксированное «Я», однако оно охвачено целостностью становящегося

«Я», первично указанного в стремлении демонстрировать суть, которая ставит

«Я» на службу бытия.

Более понятной суть удачной формы «Я» становится, в сравнении с

формами не удачного «Я». Форма «Я», где слишком преобладает «Я»,

препятствует образованию Центра. Статичная природа «Я» затрудняет доступ к

сути. Там же, де образовалось недостаточно «Я», там отсутствует форма,

образ посредством, которого сущность становится человеком и способно жить в

мире. При неудачной форме «Я» либо находится в жесткой раковине, либо

колеблется во все стороны без формы и направления. Дюркхайм выделяет еще

одну форму «Я» так, называемое «гармоничное Я», являющуюся также неудачной,

несмотря на хорошую адаптивность и успешность во внешнем мире. Рассмотрим

эти три формы по порядку.

Застывший корпус «Я». Неправильная форма «застывшего» «Я» является

результатом крайнего индивидуализма. В этой форме «Я» человек, заключенный

в скорлупу своего мира и застывший в ней, жестко держится за все внешнее

и внутреннее, что было им когда-то завоевано и сильно страдает от всего,

что может подвергнуть сомнению устойчивость его позиции, идет ли речь о

мировоззренческой, о практической либо этической позиции. В результате

этого, он постоянно пребывает в состоянии напряжения и страха. Он глубоко

страдает от противоречия между реальной жизнью и своими собственными

представлениями о том, каким должен быть мир. И чем сильнее он страдает,

тем упрямее держится за свою точку зрения. Познавая и действуя, он всегда

исходит из твердых убеждений какова действительность, и какой она должна

быть. Допустимым для него является только доступное пониманию и идеальное,

поскольку «оно является завершенным». Он постоянно раздражается, что мир не

такой, каким он должен быть. Такой человек все раскладывает по полочкам,

классифицирует, проверяет и пытается сделать еще лучше принося в жертву

полноту жизни. Он никогда не решается реагировать так, как ему

действительно хотелось бы. В прагматичном отношении к жизни заключенность в

«Я-скорлупе» выражается в преисполненном страха стремлении к бесспорной

гарантированной безопасности. Он постоянно занят тем, что укрепляет,

расширяет и охраняет свои позиции.

В социальном отношении человек, замкнутый в своем «Я» эгоцентричен и

эгоистичен, он не умеет любить. Ему трудно думать о другом, так как весь

его мир вертится вокруг него самого. Он не может открыться и отдаться

другому, не чувствуя опоры в собственной сути, он вынужден постоянно

остерегаться и защищаться. И никакой успех в мире не способен помочь ему

преодолеть эту внутреннюю беду. Напротив успех только больше загоняет его в

тупик, так как удачи приписываются только своей собственно силе, укрепляют

и делают выше стену, которая отделяет человека от его сути. Это объясняет

тот кажущийся необъяснимым факт, что признание мира не приносит человеку

длительного счастья, что у удачливых людей страх, недоверие и пустота часто

возрастают в той же мере, в какой эти люди победно шествуют по жизни,

вызывая восхищение и зависть других.

Человек без корпуса «Я»

Человеку для того, чтобы жить в мире, необходима форма, соответствующая ему

и его миру. У человека со слишком большим «Я» форма отвердевшая и

замкнутая. Ничто не проникает во внутрь, а то, что находится внутри не

может выйти наружу. Человек в этой форме не прозрачен для сути и не

доступен миру. Противоположной также неправильной формой является та форма,

в которой человек слишком открыт. Все может войти в эту форму, но удержать

он ничего не может. Контуры нельзя определить, все беззащитно открыто.

Здесь отсутствуют условия, которые нужны как для того, чтобы выстоять в

мире, так и для того, чтобы утверждать свою суть.

Не имеющий границ не может защищать свою «неприкосновенность» от

мира. Ему полностью отказано в этом. У него также нет опоры, на которую

можно было бы опереться, чтобы справиться с самим собой. Он полностью

отдан во власть своих инстинктов (порывов, импульсов) и душевных

переживаний. Он не имеет достаточной свободы, чтобы самостоятельно

принимать решения. В своей скачкообразности, в постоянной зависимости от

влечений и чувств, он не имеет ни устойчивости (постоянства), ни

определенной линии развития (становления). (Дюркхайм, 1992, с. 39).

У такого человека состояние полного бессилия, (поскольку мир делает с

ним все, что захочет), сменяется агрессивными вспышками, в которых он

неадекватно пытается компенсировать испытанную беспомощность. Его

внутренний беспорядок и бесформенность отражаются во внешнем беспорядке и

бесформенности. Сам он тяжело переживает неспособность оформить свою жизнь

и свой мир. Он постоянно подвержен страху приспособиться настолько, что

потеряет самого себя, и поэтому склонен замыкаться в себе. Человек без «Я»

не отдается осознанно и с решимостью, а живет и страдает в состоянии

постоянной безудержной увлеченности. Он любит и ненавидит без всякой меры,

потому что ему не хватает собственного мерила. Аналогичным образом ему не

хватает и чувства дистанции.

Трагичным для человека с маленьким «Я» является отношение к силам

бытия, которые стремятся воплотиться в нем в жизнь. Они врываются в него,

принося чувства радости и блаженства, однако не могут укорениться в нем и

пустить корни. Таким образом человек постоянно бросается из радости в

глубокую печаль, из света в тьму. Ни счастье, ни боль не оставляют в нем

формирующего (воспитывающего) следа. Счастье быстро рассевается и страдание

не приносит плодов.

Несправедливо поэтому видеть в сохраняющейся форме человека только

опасность окостенения. Она с самого детства является для человека тем

сосудом, который помогает человеку сохранить, сберечь тайну своей

глубочайшей сути. Форма является не только крепостью, защищающей человека в

мире, но и ларцом, который хранит его святую середину. Человека без формы

отдан на произвол силам, действующим извне и изнутри. Они с разрушающей

властью проникают в него, и он не может им противостоять. Или же наоборот,

они щедро одаривают его, а он не может удержать дар и всегда выходит

пустым. Если же однажды у него произойдет настоящая встреча со своей сутью

в опыте бытия, он находит в этом опыте замкнутую и устойчивую форму,

вырастающую из его сути. Напротив, человек со слишком жестким корпусом «Я»

в подобном опыте испытывает чувство освобождения бегства из темницы) и

превращается в открытого и любящего человека.

«Гармоничный» человек.

Эта форма, которую часто упускают из виду, так как она не приносит

человеку видимых страданий:

Гармоничный человек не застывает в скорлупе, приносящей страдание, и

не испытывает мук, лишаясь границ. Он ни напряжен, ни рассеян, он умеет

приспосабливаться, хорошо вписывается в любую ситуацию, причем всегда так,

что это приятно и ему самому и другим. Он умеет гибко защищать уют своего

внутреннего состояния от любого вторжения как извне, так и изнутри и, так

как он никого не задевает, то не любит, чтобы и его задевали. Чего ему не

хватает так это глубины. Резво плещется он на поверхности. Но его

открытость и преданность лишены сердца. Он любезен, но не обязателен и без

любви. Он выдает себя за отзывчивого человека, но ничего (никого) не

подпускает к себе. (Дюркхайм, 1992, с. 41)

Такой человек выдает себя за твердого и уверенного, а сам живет в

вечном компромиссе. У него всегда под рукой есть готовое решение (ответ),

который ему ничего не стоит. Он – любезный эгоист, он одаривает всех, не

отдавая себя, он не сомневается и не рискует. Никогда он не отдает себя

целиком. А когда он исчезает не остается щемящей пустоты. Создается

впечатление, что он живет в соответствие со своей сутью. На самом деле, он

вряд ли ее когда-либо ощущает. Постоянно приспосабливаясь к миру, обуздывая

свои собственные порывы, он сторонится того, что холодно или слишком

горячо, что по настоящему слишком темно или светло. Он всегда такой, каким

его хочет видеть другой, всегда «приятный», всегда «желанный». Он

появляется, не причиняя боли, и уходит, ничего не теряя. Но однажды и для

него происходит миг, когда его охватывает какой-то непонятный страх. Ему

становится жутко от того, что все слишком гладко идет. Его охватывает

чувство какой-то необъяснимой непонятной вины.

Для такого человека встреча с его сутью будет самым жестоким

опытом[33], так как она не является для него подобно двум другим типам,

блаженным опытом избавления от страданий, а является подлинным страданием,

после столь длительного гармоничного существования. Страдания из-за

необходимости отказаться в угоду сути от гармоничной формы, хорошо к нему

приспособленной. Но если он отважится на «прыжок», он получит шанс к

построению подлинной формы, прозрачной для сути и тем самым, шанс к

подлинному счастью.

Типы форм «Я» Дюркхайма можно расположить вдоль шкалы, где

«гармоничное Я» будет в середине, а жесткая и мягкая формы «Я»

соответственно по краям. Средняя форма является адаптивной в мире, две

другие – не адаптивны. Однако все они не аутентичны с точки зрения сути.

Соответствие формы «Я» ее сути Дюркхайм называет транспаренцией

(прозрачностью). Прорыв из не аутентичной формы к аутентичной –

трансценденцией. Причем вновь обретенная форма – не есть нечто постоянное.

Поскольку суть – проявление вечно изменяющейся жизни Бытия, происходит

постоянный процесс смены застывших и ставших не аутентичными форм. Процесс

этот часто бывает очень болезненным. Смена формы – это как бы маленькая

смерть, за которым следует новое рождение. Дюркхайм императивно определяет

этот процесс: «Умри и встань». Ясно осознавая ограниченность любой

типологии, он отмечает что, очень редко встречаются случаи «чистых» типов.

На практике все они с разной степенью выраженности могут «диалектически»

присутствовать в одном человеке.

6.3. Прозрачность (транспорентность)

Транспаренция или прозрачность является одним из центральных понятий в

концепции К.Дюркхайма, поскольку самым непосредственным образом

преломляется в психотерапевтической практике. Цель терапии в этом смысле –

добиться состояния прозрачности пациента по отношению к своей сути.

Прозрачность означает способность слышать свою суть, а также способность

допускать ее в мире как изменяющую и преобразующую силу: «Прозрачность

есть Дверь к созидающей и освобождающей силе, которая целительно действует

в мире. Она несет в себе перемену сознания. Прозрачность открывает сущность

человека, она является трансформирующей силой, которая освобождает и делает

животворящим любой акт поведения» (Дюркхайм, 1969).

Если нет прозрачности, то под поверхностью скрывается пустота, а

образующий порядок редуцируется, истощается, переходя в сеть «отношений»,

единство сути и бытия перерастает в структуру социальных связей. Следствием

обособления от бытия является характерное страдание, которое по Дюркхайму

близко к экзистенциальному вакууму Франкла и неврозу скуки Босса.

Чтобы понять, что такое прозрачность какой-нибудь вещи, например,

оконного стекла, абажура, вуали, текста, или даже честности (нечестности)

определенного лица достаточно обычного взгляда или просто трезвого

понимания взрослого человека, независимо от того, зрел он или нет.

Относительно прозрачности для Сути дело обстоит совершенно иным образом:

Чтобы понять, что есть прозрачность как состояние человеческого бытия,

как форма сознания и конституция человеческой личности, необходимо нечто

большее. Для этого необходимо достижение определенной ступени человеческого

бытия. Эта ступень может быть врожденной или быть выражением достигнутой

зрелости. Прозрачность может быть плодом развития, в котором сквозь

плоскость Я-Мир-сознания действительно просвечивает глубинное измерение

Сути (Дюркхайм, 1969).

Дюркхайм пишет о том, что понять, что такое прозрачность может только

тот, кто переживал ее как состояние, пусть даже преходящее, или по меньшей

мере знает ее как нечто, что заложено в нем. Прозрачность как переживание –

это радостное или обязывающее чувство сути и многообещающее понимание

нового отношения к миру. В нем в мир проступает прозрачность присутствия

бытия. Блеск надмирового просвечивает через него. И мир во всплеске его

творческого потенциала высвобождается из застывшей объектности и

затрагивает человека в самой глубине бытия. Причем тот опыт бытия, который

раскрывается в прозрачности, не зависим от статуса и положения человека в

этом мире:

«Полнота бытия познается как власть (мощь), богатство и сила и как

раз в состоянии бедности, бессилия и слабости. И таким образом, бытие в

своем в своем задающем смысл воплощении возникает как раз в полном отчаяния

бессмыслии мира, входит в сознание как все пронизывающее и охраняющее

единство, именно в состоянии наибольшей покинутости и одиночества.

Подлинная прозрачность означает победу над миром с его опасностью, абсурдом

и жестокостью и над сопутствующими им состояниями страха, отчаяния и печали

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16