Экзистенциальный анализ. История, теория и методология практики

подход Калфрида Дюркхайма, который так же, как и вышеуказанные авторы,

переносит центр своего внимания с человека на бытие. Цель экзистенциально-

инициальной терапии – есть прозрачность человека для своей сути и из своей

сути. А суть – есть нечто иное как само бытие. Такая прозрачность к сути

есть смысл, цель и плод осуществления себя как конкретного человеческого

существа. «Прозрачность есть смысл взросления. В прозрачности раскрывается

открытый характер человеческой жизни. В этом состоянии человек находится в

таком контакте с миром, в котором открывается единство бытия». (Duerckheim,

1989). Т.е. открытость бытию (Босс) и прозрачность для сути (Дюркхайм)

оказываются родственными понятиями.

Таким образом, мы можем видеть, что вместо одного экзистенциального

анализа перед нами предстает две весьма различающиеся в исходных

методологических основаниях версии, онтоценрический экзистенциальный анализ

и антропоцентрический экзистенциальный анализ. Понятно, что, как и все

возможные типологии, данное разделение носит условный характер, тем не

менее, на наш взгляд, оно помогает прояснить сущность такого явления как

экзистенциальный анализ. Если онтоценрический ЭА (Босс, Франкл, Дюркхайм) –

есть освобождение, раскрытие человека для его собственного бытия и, через

это освобождение – исцеление, то онтоцентрическую версию ЭА мы можем

рассматривать только в русле конкретной практики, например

психотерапевтической или педагогической.

В то же время антропоцентрический ЭА (Сартр, отчасти Бинсвангер и

Ясперс) походы, противопоставляющие себе другого человека как объект

исследования, более правильно рассматривать именно как исследование. Они

гораздо ближе, чем онтоцентрические АЭ подходы приближаются к классическому

научному типу исследования. Не случайно в этой связи, что клинические

описания Бинсвангера и Ясперса завоевали большую популярность и вошли в

золотой фонд психиатрии. Как уже ранее указывалось, Людвиг Бинсвангер,

попытавшийся совместить в одной концепции достоинства обоих подходов, попал

в парадоксальную и драматическую ситуацию, выражавшуюся зачастую в

методологической мешанине, вследствие чего он подвергался заслуженной

критике и со стороны представителей классической науки и со стороны

Хайдеггера, Босса и Франкла. В этом смысле, более честной представляется

концепция Ясперса, который в своей «Психопатологии» тщательно разводит

собственно научное исследование с его неизбежным субъект-объектным

разделением и то, что он называет «философствованием[36]».

В данной работе, говоря о науке, мы придерживались традиционного

классического понимания науки как метода исследования предполагающего

противопоставление субъекта исследования объекту исследованию. В настоящее

время происходят вполне обоснованные попытки найти новые, возможно более

адекватные современному этапу развития человечества методологические

основания науки, отражающие неразрывную связь между субъектом и объектом

исследования. В этом новом понимании онтоцентрические подходы

экзистенциального анализа, ясно артикулирующие это единство, могут

оказаться востребованными.

Совершенное особое место в ряду указанных авторов занимает концепция

экзистенциального анализа А.Лэнгле. А Лэнгле, являвшийся долгое время одним

из первых учеников Франкла, попытался дополнить и усовершенствовать

концепцию своего учителя, разработав с этой целью собственную концепцию

экзистенциальной мотивации, в которой отвел центральной для Франкла воле к

смыслу лишь четвертую часть «экзистенциального пространства». Более того,

он делает еще одну, очевидно «невозможную» для Франкла вещь, он разводит

смысл на онтологический, т.е. тот, который человек обретает извне (именно

онтологический смысл близок традиционному Франкловскому пониманию смысла)

и экзистенциальный, местоположение которого Лэнгле локализует в самом

человек, что сильно сближает его позицию с позицией Сартра. Согласно

Сартру, человек сам должен решить какой смысл ему выбрать – это пункт в

концепции Сартра больше всего подвергался критике со стороны Франкла.

Концепция экзистенциальной мотивации А. Лэнгле в некотором роде

напоминает пирамиду Маслоу. Также как и для Маслоу, для Лэнгле сначала

необходимо создание определенной базы, а потом уже возможно удовлетворение

духовных потребностей. Концепция мотивации Лэнгле вызывает определенные

ассоциации с концепцией «психологического территоризма» Е.Сидоренко, а

также с Эго-психологией и, не смотря на наличие большого количества

экзистенциальных терминов звучит как-то уж не слишком экзистенциально, за

исключением, пожалуй, первого экзистенциального мотива «Я есть». В целом в

концепции Лэнгле мирно, хотя и не слишком согласованно уживается его

собственная концепция, сильно тяготеющая к антропоцентрическим ЭА подходам

и заметно редуцированная онтоцентрическая ЭА ориентированная концепция его

учителя – Франкла.

Стоит еще раз подчеркнуть, что все указанные в данной работе

концепции обладают неповторимыми и уникальными чертами, которые мы

попытались раскрыть в главах, посвященных каждой из них. Например,

онтоцентрические походы, несмотря на свою идейную близость, довольно

существенно различаются в других методологических основаниях: если Босс

настаивает на холистической (без субъект-объектного разделения) модели, то

Франкл и научное исследование и психотерапевтическую практику видит сквозь

традиционную триаду тело-душа-дух. Что же касается Дюркхайма, то он в своей

концепции специально оговаривает аспекты человеческого существования,

касающиеся обоих моделей. В общем виде, можно говорить о том, что согласно

Дюркхайму, в развитии человека, в его движении по направлению к большей

прозрачности для сути, происходит интеграция душевного, телесного и

духовного в одну неразрывную целостность.

2. История

Как уже указывалось ранее, корни экзистенциального анализа ясно

локализуются в феноменологии Эдмунда Гуссерля[37], влияние которого на всех

последующих авторов бесспорно. На наш взгляд, именно феноменология

Гуссерля, а не психоанализ Фрейда, как считают к примеру Романов И.Ю. и

Руткевич А.М[38], следует признать основным источником экзистенциального

анализа как явления в психологии и психиатрии. (При этом имеется в виду не

поздний Гуссерль «Жизненного мира», а классический, если можно так

выразиться, Гуссерль «Логических исследований»). Не стремление найти

истинные мотивы поведения в глубинах бессознательного, а стремление выйти

путем редукции поверхностной эмпирии к сущностным инвариантным априорным

формам человеческого существования определило развитие экзистенциального

анализа на его начальном этапе. Именно влияние Гуссерля явилось

определяющим для таких авторов как Ж.П. Сартр, К.Ясперс и Л. Бинсвангер. К

ним также можно добавить довольно близких Бинсвангеру по духу Э.Минковского

и Р.Куна.

Определенное влияние на всех вышеизложенных авторов (кроме самого

Ясперса, разумеется, что, однако, тоже не бесспорно) также оказала

феноменологическая психопатология К.Ясперса, а позже его патографические

описания. В реферате Бинсвангера Ueber Phanomenologie, написанном им в

1922г. и явившемся в определенном смысле манифестом феноменологической

психиатрии Бинсвангер отталкивается от «Общей психопатологии» Ясперса, но

идет дальше него. Если для Ясперса феноменология – один из многих методов

психологического исследования в психиатрии, то для Бинсвангера – он главный

и определяющий. Что же касается Фрейда, то его влияние сказывается скорее

не столько в методологическом (имея в виду центральную философию), сколько

в методическом смысле, а именно в технике психотерапевтической практики.

Следующий мощный ствол, отпочковывавшийся от Гуссерля, – это Мартин

Хайдеггер, влияние которого на экзистенциальный анализ трудно переоценить.

Вышедшее в 1927г. «Бытие и время» явилось поворотным пунктом в истории

развития экзистенциального анализа. Хайдеггер подхватил тему размышлений

Гуссерля позднего периода – тему «очевидностей жизненного мира» и развил ее

на свой лад, во многом опираясь на греческие первоисточники, в частности на

досократиков, которых он читал в подлиннике и знал в совершенстве. Первым

эвристическую ценность метода Хайдеггера почувствовал Л. Бинсвангер, вскоре

объявивший фундаментальную онтологию Хайдеггера методологическим основанием

своей версии экзистенциального анализа. Действительно, в ряде положений и

высказываний Бинсвангера ясно прослеживается влияние Хайдеггера – это,

прежде всего, артикуляция неразрывного единства человека с бытием, в том

числе и попытка представления человека как Dasein – т.е. просвет бытия,

через которого сущие являются миру. В тоже время в своей концепции

экзистенциально априорных структур Бинсвангер – прямой последователь

Гуссерля. Если учесть, что помимо этих терминов Бинсвангер часто использует

термин «миропроект» в близком Сартру понимании этого понятия, а также

«структура бытия», которая иногда приближается к Dasein, а иногда к

экзистенциально априорной структуре, то возникает серьезная в

методологическом смысле путаница. Бинсвангер также первым сделал попытку

анализа человеческой экзистенции в Хайдеггерианских экзистенциалах

пространственности и темпоральности. Тем не менее, общая методологическая

позиция Бинсвангера как уже указывалось ранее, все-таки сближается в

большей степени с Гуссерлем, нежели с Хайдеггером, несмотря на обилие

Хайдеггерианской терминологии в его работах[39]. И именно такая позиция

позволяет ему говорить о своем методе как о научном.

Незадолго до начала Второй мировой войны Бинсвангер знакомит

неудовлетворенного фрейдистским обоснованием психотерапевтической практики

М.Босса со своими работами, а также с работами Хайдеггера. Некоторое время

Босс находится под влиянием Бинсвангера. Война прерывает научные изыскания

Босса. После войны в 1947г. Босс отправляется в Шварцвальд к опальному в то

время Хайдеггеру и предлагает ему сотрудничество и дружбу, которые

продолжаются около 25-лет вплоть до смерти последнего. По всем сложным

вопросам, прямо скажем, далеко не самой простой методологии, Босс имеет

возможность обращаться непосредственно к ее автору - Хайдеггеру, который

часто посещает его дом в Цолликоне. Их регулярные встречи, превратились

впоследствии в знаменитые Цолликонновские семинары, на которые иногда

собиралось до ста пятидесяти человек. Позже, в Цюрихе, незадолго до смерти

Хайдеггера в 1971г. при активном участии последнего был открыт Dasein

аналитический Институт Психотерапии и Психосоматики, являющийся и в

настоящее время основным центром экзистенциального анализа версии Босса-

Хайдеггера.

Стоит отметить, что Бинсвангер оказал заметное влияние на Ролло Мэя,

выпустившего в 1958 году совместно с Эрнестом Энджелом и Генри Эленбергом

книгу Existence, с посвящением Л.Бинсвангеру и Э. Минковскому. Книга

соответственно содержала вступительные статьи Мэя и соредакторов, а также

переводы случаев Илзе и Эллен Вест Людвига Бинсвангера, случай

шизофренической депрессии Эугена Минковского и переводы статей Ирвина

Штрауса и В.Е. фон Гебзателля. Данная книга открыла мир экзистенциальной

психиатрической и психологической мысли американцам. Мэй принял концепцию

экзистенциально априорных структур Л.Бинсвангера, которая у него нашла свое

отражение в структуре интенциональности. В этом смысле Мэй вслед за

Бинсвангером остается на Гуссерлианских позициях.

Несколько по иному складывалась судьба экзистенциального анализа В.

Франкла, философское основание концепции которого необходимо искать, прежде

всего, в иудео-христианской религиозной традиции, а затем уже в концепции

Шелера, Адлера и отчасти Фрейда. Франкл был лично знаком с Бинсвангером и

Хайдеггером и испытывал к ним большое уважение, что не мешало ему, однако,

подвергать концепцию Бинсвангера довольно жесткой и часто заслуженной

критике. Впрочем, Франкл иногда, как и его швейцарские коллеги, также

акцентирует внимание на укорененности человека в бытии и единстве бытия–в-

мире, в чем чувствуется хотя и несильное, но тем не менее ощутимое влияние

Хайдеггера. Франкл вырос в еврейской семье и был глубоко верующим

человеком. В юношеском возрасте он увлекся психоанализом и преписывался с

Фрейдом, затем учился у Адлера и некоторое время сотрудничал с ним, позже

впрочем, покинув его по идейным соображениям. В центр своей концепции

Франкл поставил духовное измерение человеческого бытия, несущее человеку

смысл его существования. В этом смысле экзистенциальный анализ есть

экспликация экзистенции человека с точки зрения логоса, духовного

ноологического измерения бытия, иными словами мы можем говорить об

экспликации способа существования человека, для того чтобы смог обрести

смысл своего существования. «Экзистенциальный анализ и Логотерапия – это

одно и тоже» – не однократно указывал сам Франкл. В соответствие со своей

религиозной и вместе с тем методологической позицией Франкл настаивает на

тройственной детерминации человеческого бытия. Имеется в виду телесная,

душевная (психическая) и духовная (ноологическая) сферы. Данная

тройственность находит у него свое отражение в концепции димензиональной

онтологии, т.е. онтологической тройственности проявлений человеческой

природы. Причем согласно Франкла, душа, тело и дух не есть нечто

противоположное, скорее они представляют собой разные аспекты одного и того

же единства. Таким образом, мы можем говорить о том, что корни

экзистенциального анализа Франкла скорее уходят к Шелеру, нежели к Гуссерлю

и Хайдеггеру, хотя влияние Хайдеггера не явно присутствует. В самой же

глубокой основе концепции Франкла легко обнаруживается его религиозно-

философская позиция, которая у него не отделима от научной и практической.

Что же касается экзистенциального анализа А. Лэнгле, то, начав как

ученик Франкла, Лэнгле заметно продвинулся в разработке своей собственной

концепции, нашедшей отражение, прежде всего, в его учении об

экзистенциальной мотивации. В его работах, как уже указывалось ранее,

уживаются ряд принципиальных положений Франкла, например, учение Франкла о

ценностях и свои собственные находки, иногда не очень согласующиеся с

позицией учителя.

Совершенно отдельно от основного русла экзистенциального анализа

развивался экзистенциально-инициальный подход Калфрида Дюркхайма. После

окончания в 1923 году Мюнхенского университета, Дюркхайм некоторое время

преподавал в Лейпциге и Киле, в тоже самое время, изучая работы Фрейда и

Юнга а также немецких гештальтпсихологов, со многими из которых он был

лично знаком. В течение продолжительного времени Дюркхайм дружил с видным

учеником Юнга – Эриком Нойманом. Известно, что на философию Дюркхайма

заметное влияние оказал Майстер Экхарт, которого также и любил и Хайдеггер.

Перед самой войной в 1937 году Дюркхайм уехал в Японию и прожил там до

самого окончания войны, изучая японскую духовную культуру. Вернувшись на

родину, Дюркхайм основал в 1948г. Центр Экзистенциально-инициальной

психотерапии в Тоодтмоос-Рютте (Шварцвальд), кстати говоря, не более чем в

двух-трех километрах от загородного дома Хайдеггера. Данный институт

функционирует и в настоящее время.

Несколько маргинальная позиция Дюркхайма может быть объяснена тем, что

он сам никогда не стремился ни к известности, ни к популярности, то есть

совершенно не предпринимал никаких усилий для распространения своего

метода, который рассматривался им не только как психотерапевтический, но и

как педагогический (вернее сказать онтогогический). Отсутствие

традиционного для психотерапевта в то время психоаналитического

образования, а также некоторая экзотичность его психотерапевтических

методов, в основу которых лег не психоанализ, а японские духовные практики,

также усиливали его маргинальность в психотерапевтическом сообществе.

Стоит, однако, оговориться, что хотя Дюркхайм и взял достаточно много на

Востоке, неправомерно было бы отнести его к ориенталистам, таким, например,

как Алан Уотс. Сам Дюркхайм локализует себя в западной духовной традиции,

и, на наш взгляд, являет собой действительный синтез обоих традиций, в

противоположность многочисленным контаминациям.

Таким образом, историческая география экзистенциального анализа

связана, в первую очередь с Германией, а затем со Швейцарией и Австрией. Во

временной перспективе мы можем говорить о зарождении экзистенциального

анализа в 20-е годы и развитии его как метода психологической и

психотерапевтической практики в середине и во второй половине XX века. В

методологическом плане на экзистенциальных аналитиков наибольшее влияние

оказали Э.Гуссерль, обусловивший антропоцентрическое направление

экзистенциального анализа и М.Хайдеггер положивший начало онтоцентрической

концепции экзистенциального анализа М.Босса. Концепция экзистенциального

анализа В.Франкла и идейно близкая к ней концепция К.Дюркхайма

методологически разрабатывались самими авторами.

Вышеуказанные институциональные образования Босса, Франкла и Дюркхайма

существуют и в настоящее время. Dasein аналитические общества и общества

экзистенциального анализа существуют во многих странах мира, одни из самых

авторитетных – это Английское общество экзистенциального анализа и

Швейцарское общество Dasein анализа.

7.2. Практика

Различия в методологических основаниях онтоцентрического ЭА и

антропоцентрического ЭА обуславливают их различие в походе к практике. Как

уже указывалось ранее, онтоцентрические АЭ подходы в большей степени

ориентированы на практику, в то время как антропоцентрические ЭА – на

исследовательскую работу.

Антропоцентрический экзистенциальный анализ наиболее ярким

представителями, которого являются Сартр и от части Бинсвангер (в той

части, где он занимается исследованием экзистенциально априорных структур),

видит процедуру экзистенциального анализа именно как научное исследование,

хотя и обладающее определенными отличиями от традиционного естественно-

научного подхода. В частности Бинсвангер утверждает, что по сравнению с

естественно-научным методом, который «истощает» в своей интерпретации

жизненное содержание феноменов, экзистенциально аналитическое исследование

имеет двойное преимущество. Во-первых, оно имеет дело не с тем или иным

концептом жизни, но подходит к исследуемому явлению более широко и целостно

оно вскрывает структуру экзистенции как бытие-в-мире и к-миру. Во-вторых,

он позволяет экзистенции говорить самой на своем языке. Вслед за

Хайдеггером Бинсвангер акцентирует важность языка, поскольку именно в языке

фундаментальная структура нашего бытия наиболее артикулирована.

Что касается первого преимущества, именно знание структуры или

основной конституции человеческой экзистенции, по мнению Бинсвангера,

обеспечивает нас систематическим ключом для исследования как практического

инструмента психиатра. Становится понятным, на чем акцентировать свое

внимание в исследовании психозов, и самое главное — становится ясно как это

делать. Структуру человеческой экзистенции Бинсвангер собирается

исследовать используя экзистенциалы Хайдеггера: «Мы должны установить вид

пространственности и темпоральности, «светлости» и «цветности», а также

структуру «миропроекта к» (под «миропроектом к» понимается индивидуальные

наброски своего будущего, себя в будущем»). Этот методологический ключ

Бинсвангер дополняет структурой бытия-в-мире, именно эта структура

устанавливает норму в диспозиции его метода. Таким образом, появляется

возможность установить девиации от этой нормы, точно так же, как это делают

точные науки. Возможно, - пишет Бинсвангер, - к нашему удивлению окажется,

что в психозах такие девиации могут быть поняты не просто отрицательно в

качестве «ненормальности», но что они, в свою очередь, презентирует новую

норму, новую форму бытия-в-мире. Например, в случае мании мы говорим о

маниакальной форме жизни или даже экзистенции. Это означает, что мы можем

установить норму, которая охватывает и управляет всеми способами выражения

и поведения того, что мы обозначили как мания. Это и есть норма, которую мы

называем миром мании. То же самое оказывается верным и для гораздо более

сложного миропроекта шизофреника.

Относительно второго преимущества речь идет о возможности

исследования языковых феноменов, т.е. значение того, что выражается в речи

в процессе говорения. И здесь очень важны критерии, на основании, которых

проводится исследование языковых манифестаций пациентов, – говорит

Бинсвангер. «Мы не акцентируем наше внимание подобно психоаналитикам на

жизненной истории пациентов, мы также не акцентируем наше внимание на

изменении жизненных функций как это делают психопатологи, исследуя

отклонения в речевых и мыслительных функциях. То, что привлекает наше

внимание в экзистенциально аналитическом исследовании – это языковые

манифестации, выражающие миропроекты наших пациентов» (Binswanger, 1968).

Прежде всего, имеются в виду факты, раскрывающие экзистенциально априорную

структуру пациента, а также структуры его «бытия-к», выходящую за рамки

наличного имеющегося в настоящее время мира.

По мнению Бинсвангера, ЭА удовлетворяет требованиям более глубокого

понимания природы и источника психопатологических симптомов. А поскольку

эти симптомы определяются мирами больных, то исследование этих миров

становится главной задачей психопатологии, и задача эта может быть решена

только с помощью ЭА. Следующий момент, в котором Бинсвангер видит явное

преимущество своего ЭА, заключается в том, что другие психопатологические

подходы так и не сумели преодолеть трагический барьер в понимании между

миром здорового и психически больного. Посредством ЭА этот барьер, этот

«зазор» в разнице между мирами здоровых и психически больных может быть не

только научно объяснен, но и научно преодолен.

Таким образом, мы можем видеть, что экзистенциальный анализ

Бинсвангера действительно открывает новые и возможно весьма перспективные

пути научного исследования, тем самым, способствуя лучшему постижению

душевной жизни человека и его мира. Перспективность экзистенциального

анализа Бинсвангера именно как научного метода нам видится в следующем:

1. ЭА позволяет подходит к предмету исследования без каких-либо

пресуппозций и установок, тем самым, повышая объективность самого

исследования.

2. Данный поход позволяет охватывать более широкие пласты реальности, тем

самым в большей степени учитывая не только многочисленные связи

исследуемого феномена, но и важность каждой из этих связей.

3. Перспективной, на наш взгляд является и декларируемый Бинсвангером

подход к норме и нормированию, произрастающему из самой структуры

исследуемого явления.

4. Возможно, спорным, но также не безынтересным является артикуляция

Бинсвангером в качестве преимущества его метода, возможности для

исследуемого феномена говорить на своем языке. Очевидно, что при

переводе выражения с одного языка на другой часть полезной информации

теряется. Для того, чтобы избежать этой потери нам необходимо научиться

чужой язык понимать. Бинсвангер утверждает, что его метод ЭА способен

нам в этом понимании помочь.

Смешение терминов и методологических установок в концепции Бинсвангера

делает структурированное изложение его концепции невероятно сложным делом,

совершить которое без насилия над первоисточником чрезвычайно трудно. В

текстах Бинсвангера мы можем наблюдать явление, обозначенное Полем Рикером

как конфликт интерпретаций. (Рикер, 1995 (I), с.8). Однако, тот же Рикер

говорит о том, что это не столько недостаток произведения, сколько его

достоинство. Концепция Бинсвангера проигрывает в стройности и

систематичности, но выигрывает в эвристичности отдельно взятых частей.

Базовая процедура экзистенциального аналитика – феноменологический

анализ вербальных отчетов и наблюдаемого поведения. Существуют различные

методы валидизации феноменологических экспликаций, например,

интрасубъективная валидизация. Исследователь осуществляет ряд толкований

одного и того же поведения в различных ситуациях, и если между описаниями

есть соответствие, это подтверждает валидность экспликаций. Вариантом

интрасубъективного метода является собирание спонтанных описаний

конкретного феномена, данных неподготовленными субъектами. Затем

феноменолог берет эти описания и определяет базовую структуру, являющуюся в

различных манифестациях однотипного поведения (Ван Каам, 1966).

В целом, перспективность метода анализа экзистенциально априорных

структур для лучшего понимания душевной жизни человека не вызывает

сомнений. Данный факт подтверждается и работами Сартра, который довольно

успешно использовал идеологически близкий Бинсвангеру метод

экзистенциального анализа в практике художественного описания психической

жизни своих героев. Что же касается применения антропоцентрического ЭА в

психотерапевтической практике, то здесь нас ожидает довольно много

подводных камней. Первый и самый большой касается того момента, что

осознание своей ущербной экзистенциально-априорной структуры пациентом

оказывается довольно слабым и обманчивым основанием для успешности

психотерапевтического процесса. А именно такого рода осознание в качестве

основания для психотерапии пытается заложить Бинсвангер. Суть психического

заболевания по Бинсвангеру заключается модификацией необходимой

фундаментальной структуры Dasein и соответственно модификацией способов,

какими мир доступен Dasein. Следствием такого рода модификаций является

крайняя суженность жизненного проекта, который касается ограниченного

количества аспектов, сторон существования Dasein и управляется на основании

ограниченного количества тем или даже одной темы. Тогда цель психотерапии

заключается в том, что суметь донести до него этот опыт, причем настолько

радикально насколько это возможно[40]. Бинсвангер сравнивает ЭА

психотерапевта с опытным проводником, который возвращает на землю

неопытного туриста заблудившегося подобно Солнесс, герою Ибсена, который

заблудился в «воздушных высотах» или «эфирном мире фантазии». ЭА

психотерапевт как бы старается вернуть его в мир полноты человеческих

возможностей, показав ему, что тот мир, в котором он существует всего лишь

одна из моделей возможных миров.

Проблема заключается в том, что факт осознания узости своего мира сам

по себе не является терапевтичным. Задача терапевта может далее заключаться

в том, чтобы помочь пациенту каким-то образом отнестись к полученной

информации, а сама способность того отношения, которое может быть

собственно терапевтичным, предполагает определенную решительность и

ответственность со стороны пациента. Поэтому для того, чтобы

терапевтический процесс прошел успешно, терапевту необходимо обязательно

работать и в направлении развития у своих пациентов решительности и

ответственности. Однако обнаружить что-либо о такого рода работе терапевта

у Бинсвангера не удается. Если подобные вещи и встречаются, то крайне

фрагментарно. В целом в концепции Бинсвангера, впрочем, как и во всей

современной психиатрии, диагностический, исследовательский аспект явно

превалирует над собственно терапевтическим. В связи с этим не случайно, что

практически все классические описания Бинсвангера – это описания не

процесса терапии, а процесса течения душевной болезни, причем как

правило, с весьма трагичным для их героев концом.

Сам Бинсвангер, опираясь на Бубера, пытался компенсировать свою

отстраненную научную позицию в отношении пациента, развивая концепцию

Mitsein, “любящего бытия-друг-с-другом”. Однако данная концепция, возможно

и перспективная в плане приложения к психотерапевтической практике, выходит

за рамки концепции экзистенциального анализа Л. Бинсвангера.

Таким образом, рассматривая перспективы прикладного применения

антропоцентрического ЭА, мы можем говорить о том, что результаты полученные

в ходе ЭА могут быть использованы в процессе психотерапии, только в

совокупности с другими методами, если можно так выразиться

«воспитательного» характера. Сила антропоцентрического ЭА заключается в его

мощном диагностическом потенциале, который действительно помогает глубже

постигать действительность психической жизни пациентов, минимально искажая

эту действительность теми или иными способами интерпретации.

Онтоценрический экзистенциальный анализ. Понимание методологии ОЭА

вызывает определенные сложности в силу того, что онтоценрический АЭ

пытается выйти за рамки, традиционного для классической науки разделения

субъекта и объекта. Таким образом, мы не можем говорить ни о субъекте

исследования, ни объекте исследования как это, например, с некоторыми

оговорками, но тем не менее, вполне применимо к антропоцентрическому ЭА. В

самом деле, в случае АЭА субъект исследования – это экзистенциальный

аналитик, а объект исследования – экзистенциально априорная структура

пациента (или миропроект в случае Сартра, или структура интенциональности в

случае Мэя).

В случае же онтоцентрического ЭА субъектом действия, если можно так

выразиться, становится само бытие, а человек являющийся его частью лишь

помогает ему (т.е. феноменам бытия) осуществляться, переходить из состояние

сокрытости в состояние явленности. Поэтому мы не можем в случае

онтоцентрического ЭА говорить о научном исследовании в привычном смысле

этого слова. Если же мы и говорим об исследовании какого-либо конкретного

феномена, то речь идет лишь о том, чтобы помочь этому феномену «явиться» во

всей полноте в соответствии с его изначальной потенцией. Онтоценрический

экзистенциальный анализ, так же, как и антропоцентрический, базируется на

феноменологическом методе исследования. Однако, если феноменология

антропоцентрического ЭА базируется в основном на Гуссерле и отчасти на

Канте, то феноменологический метод онтоцентрического АЭ в большей степени

базируется на герменевтической феноменологии Хайдеггера (см. пункт 1.3.1.

Феноменологический метод Хайдеггера).

Следуя своей базовой установке видеть человека в качестве слуги бытия

(«не бытие для человека, а человек для бытия», «не жизнь для человека, а

человек для жизни»), ОЭА соответствующим образом подходит и к практической

работе с человеком. Для того, чтобы лучше проиллюстрировать данный момент

мы можем воспользоваться метафорой окна, рассматривая в качестве окна

самого человека. Чем шире раскрыто окно, тем больше света оно может

пропустить, соответственно тем больше вещей (феноменов бытия) оно может

высветить. То же самое мы можем говорить и о прозрачности его стекла. В

этой связи, не случайно излюбленными терминами онтоцентрических

экзистенциальных аналитиков являются такие слова как «свет», «открытость»,

«прозрачность». При работе с конкретным человеком основная задача ОЭА

психотерапевта или педагога помочь человеку раскрыться, стать прозрачным по

отношению к бытию. Когда ОЭ аналитик говорит о реализации возможностей

человека, он говорит не о каких-то скрытых в самом человеке возможностях, а

о нереализованных потенциях стать явленным самого бытия.

Сходясь в центральном моменте – в перенесении точки отсчета с

человека на бытие, представители онтоцентрического подхода заметно

различаются в менее глубоких методологических основаниях. Подход каждого из

них отличается своими характерными особенностями. Экзистенциально-

инициальная психотерапия Дюркхайма близка к логотерапии Франкла в том, что

оба подхода настаивают на необходимости настроенности на трансцендентный по

отношению к человеку духовный аспект бытия, который находит свое выражение

в ценностном отношении к действительности. Однако если для Франкла

взаимодействие с этим аспектом проявляется, в основном, в смысловом

измерении бытия, то Дюркхайм подходит к данному аспекту шире, для него

духовный аспект или „надмирная жизнь“, это само бытие во всей его

целостности. И хотя, подход Дюркхайма труднее операционализировать в

психотерапевтическом смысле, нам он представляется более адекватным. В этой

связи вспоминается, что один из самых близких учеников Франкла Альфрид

Лэнгле, не удовлетворившись Франкловским мотивом поиска смысла

существования, вводит еще три духовно-экзистенциальных мотива, начиная так

же, как и Дюркхайм, со стремления человека „быть“ (мотив „Я есть“). Что же

касается М.Босса, то ценностный аспект в его концепции выражен гораздо

слабее, зато в его учении более четко артикулирована целостность

человеческого существа (до разделения на душевную, духовную и телесные

составляющие), а также неразрывное единство человека с другими людьми и с

миром в целом.

Специфика философских подходов обуславливает специфику

методологических оснований практики. Если „здоровый“ человек Франкла

находит конкретный единственно верный, уходящий своими корнями в

трансцендентное по отношению к человеку ноологическое измерение бытия,

смысл (на языке Босса это означает использование единственно верной в

данной ситуации возможности), то для Дюркхайма речь идет не о смысле, а об

особого рода состоянии, а именно о состоянии прозрачности по отношению к

трансцендентному бытию, т.е. по отношению к своей сути. „Здоровый“ человек

Дюркхайма прозрачен по отношению к своей сути и из своей сути. Таким

образом, нахождение в правильном состоянии, т.е. в состоянии прозрачности,

гарантирует правильность выбора в каждой конкретной ситуации.

В случае же Босса „здоровый“ человек просто полностью открыт навстречу

своему бытию для максимально полного использования своих возможностей. В

этом смысле, не может быть более предпочтительной или менее

предпочтительной возможности для реализации. Отметим, что с точки зрения

психотерапевтического процесса такая позиция менее продуктивна, поскольку

не дает ни терапевту, ни пациенту понимания, какая же из имеющихся

возможностей более целесообразна, ведь рациональное решение проблемы,

обусловленное миром Man, далеко не самый лучший вариант. Этот пункт Dasein

анализа неоднократно подвергался критике со стороны Франкла. В этой связи

Франкл любил приводить пример Сократа, который имел возможность стать

гениальным преступником, однако сделал другой выбор. Справедливости ради,

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16