Зигмунд Фрейд - Введение в психоанализ (лекции)

Зигмунд Фрейд - Введение в психоанализ (лекции)

З. Фрейд

ВВЕДЕНИЕ В ПСИХОАНАЛИЗ

Лекции 1-15

Перевод Г.В.Барышниковой.

Литературная редакция Е.Е.Соколовой и Т.В.Родионовой

З.Фрейд. Введение в психоанализ. Лекции 1-15.

СПб., Алетейя СПб, 1999

СОДЕРЖАНИЕ

Часть первая. Ошибочные действия

Предисловие

Первая лекция. Введение

Вторая лекция. Ошибочные действия

Третья лекция. Ошибочные действия (продолжение)

Четвертая лекция. Ошибочные действия (окончание)

Часть вторая. Сновидения

Пятая лекция. Трудности и первые попытки понимания

Шестая лекция. Предположения и техника толкования

Седьмая лекция. Явное содержание сновидения и скрытые его мысли

Восьмая лекция. Детские сновидения

Девятая лекция. Цензура сновидения

Десятая лекция. Символика сновидения

Одиннадцатая лекция. Работа сновидения

Двенадцатая лекция. Анализ отдельных сновидений

Тринадцатая лекция. Архаические черты и инфантилизм сновидения

Четырнадцатая лекция. Исполнение желания

Пятнадцатая лекция. Сомнения и критика

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ОШИБОЧНЫЕ ДЕЙСТВИЯ (1916 [1915])

Предисловие

Предлагаемое вниманию читателя “Введение в психоанализ” ни в коей мере не

претендует на соперничество с уже имеющимися сочинениями в этой области

науки (Hitschmann. Freuds Neurosenlehre. 2 Aufl., 1913; Pfister. Die

psychoanalytische Methode, 1913; Leo Kaplan. Grundzьge der Psychoanalyse,

1914; Regis et Hesnard. La psychoanalyse des nevroses et des psychoses,

Paris, 1914; Adolf F. Meijer. De Behandeling van Zenuwzieken door Psycho-

Analyse. Amsterdam, 1915). Это точное изложение лекций, которые я читал в

течение двух зимних семестров 1915/16 г. и 1916/17 г. врачам и

неспециалистам обоего пола.

Все своеобразие этого труда, на которое обратит внимание читатель,

объясняется условиями его возникновения. В лекции нет возможности сохранить

бесстрастность научного трактата. Более того, перед лектором стоит задача

удержать внимание слушате-

[6]

лей в течение почти двух часов. Необходимость вызвать немедленную реакцию

привела к тому, что один и тот же предмет обсуждался неоднократно, например

в первый раз в связи с толкованием сновидений, а затем в связи с проблемами

неврозов. Вследствие такой подачи материала некоторые важные темы, как,

например, бессознательное, нельзя было исчерпывающе представить в каком-то

одном месте, к ним приходилось неоднократно возвращаться и снова их

оставлять, пока не представлялась новая возможность что-то прибавить к уже

имеющимся знаниям о них.

Тот, кто знаком с психоаналитической литературой, найдет в этом

“Введении” немногое из того, что было бы ему неизвестно из других, более

подробных публикаций. Однако потребность дать материал в целостном,

завершенном виде вынудила автора привлечь в отдельных разделах (об

этиологии страха, истерических фантазиях) ранее не использованные данные.

Вена, весна 1917 г.

З. Фрейд

[7]

ПЕРВАЯ ЛЕКЦИЯ

Введение

Уважаемые дамы и господа! Мне неизвестно, насколько каждый из вас из

литературы или понаслышке знаком с психоанализом. Однако само название моих

лекций — “Элементарное введение в психоанализ” — предполагает, что вы

ничего не знаете об этом и готовы получить от меня первые сведения. Смею

все же предположить, что вам известно следующее: психоанализ является одним

из методов лечения нервнобольных; и тут я сразу могу привести вам пример,

показывающий, что в этой области кое-что делается по-иному или даже

наоборот, чем принято в медицине. Обычно, когда больного начинают лечить

новым для него методом, ему стараются внушить, что опасность не так велика,

и уверить его в успехе лечения. Я думаю, это совершенно оправданно, так как

тем самым мы повышаем шансы на успех. Когда же мы начинаем лечить невротика

методом психоанализа, мы действуем иначе. Мы говорим ему о трудностях

лечения, его продолжительности, усилиях и жертвах, связанных с ним. Что же

касается успеха, то мы говорим, что не можем его гарантировать, поскольку

он зависит от поведения больного, его понятливости, сговорчивости и

выдержки. Естественно, у нас есть вес-

[8]

кие основания для такого как будто бы неправильного подхода к больному, в

чем вы, видимо, позднее сможете убедиться сами.

Не сердитесь, если я на первых порах буду обращаться с вами так же, как с

этими нервнобольными. Собственно говоря, я советую вам отказаться от мысли

прийти сюда во второй раз. Для этого сразу же хочу показать вам, какие

несовершенства неизбежно присущи обучению психоанализу и какие трудности

возникают в процессе выработки собственного суждения о нем. Я покажу вам,

как вся направленность вашего предыдущего образования и все привычное ваше

мышление будут неизбежно делать вас противниками психоанализа и сколько

нужно будет вам преодолеть, чтобы совладать с этим инстинктивным

сопротивлением. Что вы поймете в психоанализе из моих лекций, заранее

сказать, естественно, трудно, однако могу твердо обещать, что, прослушав

их, вы не научитесь проводить психоаналитическое исследование и лечение.

Если же среди вас найдется кто-то, кто не удовлетворится беглым знакомством

с психоанализом, а захочет прочно связать себя с ним, я не только не

посоветую это сделать, но всячески стану его предостерегать от этого шага.

Обстоятельства таковы, что подобный выбор профессии исключает для него

всякую возможность продвижения в университете. Если же такой врач займется

практикой, то окажется в обществе, не понимающем его устремлений,

относящемся к нему с недоверием и враждебностью и ополчившем против него

все скрытые темные силы. Возможно, кое-какие моменты, сопутствующие войне,

свирепствующей ныне в Европе, дадут вам некоторое представление о том, что

сил этих — легионы.

Правда, всегда найдутся люди, для которых новое в познании имеет свою

привлекательность, несмотря на все связанные с этим неудобства. И если кто-

то из

[9]

вас из их числа и, несмотря на мои предостережения, придет сюда снова, я

буду рад приветствовать его. Однако вы все вправе знать, какие трудности

связаны с психоанализом.

Во-первых, следует указать на сложность преподавания психоанализа и

обучения ему. На занятиях по медицине вы привыкли к наглядности. Вы видите

анатомический препарат, осадок при химической реакции, сокращение мышцы при

раздражении нервов. Позднее вам показывают больного, симптомы его недуга,

последствия болезненного процесса, а во многих случаях и возбудителей

болезни в чистом виде. Изучая хирургию, вы присутствуете при хирургических

вмешательствах для оказания помощи больному и можете сами провести

операцию. В той же психиатрии осмотр больного дает вам множество фактов,

свидетельствующих об изменениях в мимике, о характере речи и поведении,

которые весьма впечатляют. Таким образом, преподаватель в медицине играет

роль гида-экскурсовода, сопровождающего вас по музею, в то время как вы

сами вступаете в непосредственный контакт с объектами и благодаря

собственному восприятию убеждаетесь в существовании новых для нас явлений.

В психоанализе, к сожалению, все обстоит совсем по-другому. При

аналитическом лечении не происходит ничего, кроме обмена словами между

пациентом и врачом. Пациент говорит, рассказывает о прошлых переживаниях и

нынешних впечатлениях, жалуется, признается в своих желаниях и чувствах.

Врач же слушает, стараясь управлять ходом мыслей больного, кое о чем

напоминает ему, удерживает его внимание в определенном направлении, дает

объяснения и наблюдает за реакциями приятия или неприятия, которые он таким

образом вызывает у больного. Необразованные родственники наших больных,

которым импони-

[10]

рует лишь явное и ощутимое, а больше всего действия, какие можно увидеть

разве что в кинематографе, никогда не упустят случая усомниться: “Как это

можно вылечить болезнь одними разговорами?” Это, конечно, столь же

недальновидно, сколь и непоследовательно. Ведь те же самые люди убеждены,

что больные “только выдумывают” свои симптомы. Когда-то слова были

колдовством, слово и теперь во многом сохранило свою прежнюю

чудодейственную силу. Словами один человек может осчастливить другого или

повергнуть его в отчаяние, словами учитель передает свои знания ученикам,

словами оратор увлекает слушателей и способствует определению их суждений и

решений. Слова вызывают аффекты и являются общепризнанным средством

воздействия людей друг на друга. Не будем же недооценивать использование

слова в психотерапии и будем довольны, если сможем услышать слова, которыми

обмениваются аналитик и его пациент.

Но даже и этого нам не дано. Беседа, в которой и заключается

психоаналитическое лечение, не допускает присутствия посторонних; ее нельзя

продемонстрировать. Можно, конечно, на лекции по психиатрии показать

учащимся неврастеника или истерика. Тот, пожалуй, расскажет о своих жалобах

и симптомах, но не больше того. Сведения, нужные психоаналитику, он может

дать лишь при условии особого расположения к врачу; однако он тут же

замолчит, как только заметит хоть одного свидетеля, индифферентного к нему.

Ведь эти сведения имеют отношение к самому интимному в его душевной жизни,

ко всему тому, что он, как лицо социально самостоятельное, вынужден

скрывать от других, а также к тому, в чем он как цельная личность не хочет

признаться даже самому себе.

Таким образом, беседу врача, лечащего методом психоанализа, нельзя

услышать непосредственно. Вы можете только узнать о ней и познакомитесь с

психо-

[11]

анализом в буквальном смысле слова лишь понаслышке. К собственному взгляду

на психоанализ вам придется прийти в необычных условиях, поскольку сведения

о нем вы получаете как бы из вторых рук. Во многом это зависит от того

доверия, с которым вы относитесь к посреднику.

Представьте себе теперь, что вы присутствуете на лекции не по психиатрии,

а по истории, и лектор рассказывает вам о жизни и военных подвигах

Александра Македонского. На каком основании вы верите в достоверность его

сообщений? Сначала кажется, что здесь еще сложнее, чем в психоанализе, ведь

профессор истории не был участником походов Александра так же, как и вы;

психоаналитик, по крайней мере, сообщает вам о том, в чем он сам играл

какую-то роль. Но тут наступает черед тому, что заставляет нас поверить

историку. Он может сослаться на свидетельства древних писателей, которые

или сами были современниками Александра, или по времени жили ближе к этим

событиям, т. е. на книги Диодора, Плутарха, Арриана и др.; он покажет вам

изображения сохранившихся монет и статуй царя, фотографию помпейской

мозаики битвы при Иссе. Однако, строго говоря, все эти документы доказывают

только то, что уже более ранние поколения верили в существование Александра

и в реальность его подвигов, и вот с этого и могла бы начаться ваша

критика. Тогда вы обнаружите, что не все сведения об Александре достоверны

и не все подробности можно проверить, но я не могу предположить, чтобы вы

покинули лекционный зал, сомневаясь в реальности личности Александра

Македонского. Ваша позиция определится главным образом двумя соображениями:

во-первых, вряд ли у лектора есть какие-то мыслимые мотивы, побудившие

выдавать за реальное то, что он сам не считает таковым, и, во-вторых, все

доступные исторические книги ри-

[12]

суют события примерно одинаково. Если вы затем обратитесь к изучению

древних источников, вы обратите внимание на те же обстоятельства, на

возможные побудительные мотивы посредников и на сходство различных

свидетельств. Результаты вашего исследования наверняка успокоят вас насчет

Александра, однако они, вероятно, будут другими, если речь зайдет о таких

личностях, как Моисей или Нимрод.* О том, какие сомнения могут возникнуть у

вас относительно доверия к лектору-психоаналитику, вы узнаете позже.

Теперь вы вправе задать вопрос: если у психоанализа нет никаких

объективных подтверждений и нет возможности его продемонстрировать, то как

же его вообще можно изучить и убедиться в правоте его положений?

Действительно, изучение психоанализа дело нелегкое, и лишь немногие по-

настоящему овладевают им, однако приемлемый путь, естественно, существует.

Психоанализом овладевают прежде всего на самом себе, при изучении своей

личности. Это не совсем то, что называется самонаблюдением, но в крайнем

случае психоанализ можно рассматривать как один из его видов. Есть целый

ряд распространенных и общеизвестных психических явлений, которые при

некотором овладении техникой изучения самого себя могут стать предметами

анализа. Это дает возможность убедиться в реальности процессов, описываемых

в психоанализе, и в правильности их понимания. Правда, успешность

продвижения по этому пути имеет свои пределы. Гораздо большего можно

достичь, если тебя обследует опытный психоаналитик, если на собственном Я

испытываешь действие анализа и можешь от другого перенять тончайшую технику

этого метода. Конечно, этот прекрасный путь доступен лишь каждому отдельно,

а не всем сразу.

----------------------------------------

* Нимрод (или Немврод) по библейской легенде — основатель Вавилонского

царства. — Прим. ред. перевода.

[13]

Другое затруднение в понимании психоанализа лежит не в нем, а в вас

самих, поскольку вы до сих пор занимались изучением медицины. Стиль вашего

мышления, сформированный предшествующим образованием, далек от

психоаналитического. Вы привыкли обосновывать функции организма и их

нарушения анатомически, объяснять их химически и физически и понимать

биологически, но никогда ваши интересы не обращались к психической жизни,

которая как раз и является венцом нашего удивительно сложного организма. А

посему психологический подход вам чужд, и вы привыкли относиться к нему с

недоверием, отказывая ему в научности и отдавая его на откуп

непрофессионалам, писателям, натурфилософам и мистикам. Такая

ограниченность, безусловно, только вредит вашей врачебной деятельности, так

как больной предстает перед вами прежде всего своей душевной стороной, как

это и происходит во всех человеческих отношениях, и я боюсь, что в

наказание за то вам придется поделиться терапевтической помощью, которую вы

стремитесь оказать, с самоучками, знахарями и мистиками, столь презираемыми

вами.

Мне ясно, чем оправдывается этот недостаток в вашем образовании. Вам не

хватает философских знаний, которыми вы могли бы пользоваться в вашей

врачебной практике. Ни спекулятивная философия, ни описательная психология,

ни так называемая экспериментальная психология, смежная с физиологией

чувств, как они преподносятся в учебных заведениях, не в состоянии сказать

вам что-нибудь вразумительное об отношении между телом и душой, дать ключ к

пониманию возможного нарушения психических функций1. Правда, в рамках

медицины описанием наблю-

----------------------------------------

1 Скептическое отношение Фрейда к экспериментальной психологии могло быть

обусловлено тем, что центральная для него проблема мотивации первоначально

не подвергалась серьезному экспериментальному изучению. Лишь впоследствии в

ряде исследований (в частности, у К. Левина и его школы) эта проблема

становится областью применения экспериментальных методов.

[14]

даемых психических расстройств и составлением клинической картины болезней

занимается психиатрия, но ведь в часы откровенности психиатры сами

высказывают сомнения в том, заслуживают ли их описания названия науки.

Симптомы, составляющие эти картины болезней, не распознаны по своему

происхождению, механизму и взаимной связи; им соответствуют либо

неопределенные изменения анатомического органа души, либо такие изменения,

которые ничего не объясняют. Терапевтическому воздействию эти психические

расстройства доступны только тогда, когда их можно обнаружить по побочным

проявлениям какого-то иного органического изменения.

Психоанализ как раз и стремится восполнить этот пробел. Он предлагает

психиатрии недостающую ей психологическую основу, надеясь найти ту общую

базу, благодаря которой становится понятным сочетание соматического

нарушения с психическим. Для этого психоанализ должен избегать любой чуждой

ему посылки анатомического, химического или физиологического характера и

пользоваться чисто психологическими вспомогательными понятиями — вот почему

я опасаюсь, что он покажется вам сначала столь необычным.

В следующем затруднении я не хочу обвинять ни вас, ни ваше образование,

ни вашу установку. Двумя своими положениями анализ оскорбляет весь мир и

вызывает к себе его неприязнь; одно из них наталкивается на

интеллектуальные, другое — на морально-эстетические предрассудки.

[15]

Не следует, однако, недооценивать эти предрассудки; это властные силы,

побочный продукт полезных и даже необходимых изменений в ходе развития

человечества. Они поддерживаются нашими аффективными силами, и бороться с

ними трудно.

Согласно первому коробящему утверждению психоанализа, психические

процессы сами по себе бессознательны, сознательны лишь отдельные акты и

стороны душевной жизни. Вспомните, что мы, наоборот, привыкли

идентифицировать психическое и сознательное. Именно сознание считается у

нас основной характерной чертой психического, а психология — наукой о

содержании сознания. Да, это тождество кажется настолько само собой

разумеющимся, что возражение против него представляется нам очевидной

бессмыслицей, и все же психоанализ не может не возражать, он не может

признать идентичность сознательного и психического1. Согласно его

определению, психическое

----------------------------------------

1 Фрейд постоянно подчеркивал, что психоанализ открыл область

бессознательных душевных процессов, тогда как все остальные концепции

идентифицируют психику и сознание. Рассматривая эту позицию в исторической

перспективе, следует подчеркнуть, что Фрейд неадекватно оценивал общую

ситуацию в психологической науке. Понятие бессознательной психики было

введено Лейбницем, философскую концепцию которого Гербарт перевел на язык

доступной эмпирическому анализу “статики и динамики представлений”. Переход

от умозрительных конструкций, включавших в себя понятие о бессознательной

психике (в частности, философии Шопенгауэра), к использованию в

экспериментальной науке наметился в середине XIX в., когда изучение функций

органов чувств и высших нервных центров побудило естествоиспытателей

обратиться к указанному понятию с целью объяснения фактов, несовместимых со

взглядом на психику как область явлений сознания. Гельмгольц выдвигает

понятие о “бессознательных умозаключениях” как механизме построения

сенсорного образа. Предположение о бессознательной психике лежало в основе

психофизики Фехнера. Согласно Сеченову, “бессознательные ощущения”, или

чувствования, служат регуляторами двигательной активности. Отождествление

психики и сознания отвергали и многие другие исследователи. Действительная

новизна концепции Фрейда связана с разработкой проблем неосознаваемой

мотивации, изучением неосознаваемых компонентов в структуре личности и

динамических отношений между ними.

[16]

представляет собой процессы чувствования, мышления, желания, и это

определение допускает существование бессознательного мышления и

бессознательного желания. Но данное утверждение сразу же роняет его в

глазах всех приверженцев трезвой научности и заставляет подозревать, что

психоанализ — фантастическое тайное учение, которое бродит в потемках,

желая ловить рыбу в мутной воде. Вам же, уважаемые слушатели, пока еще

непонятно, по какому праву столь абстрактное положение, как “психическое

есть сознательное”, я считаю предрассудком, вы, может быть, также не

догадываетесь, что могло привести к отрицанию бессознательного, если

таковое существует, и какие преимущества давало такое отрицание. Вопрос о

том, тождественно ли психическое сознательному или же оно гораздо шире,

может показаться пустой игрой слов, но смею вас заверить, что признание

существования бессознательных психических процессов ведет к совершенно

новой ориентации в мире и науке.

Вы даже не подозреваете, какая тесная связь существует между этим первым

смелым утверждением психоанализа и вторым, о котором речь пойдет ниже. Это

второе положение, которое психоанализ считает одним из своих достижений,

утверждает, что влечения, которые можно назвать сексуальными в узком и

[17]

широком смыслах слова, играют невероятно большую и до сих пор непризнанную

роль в возникновении нервных и психических заболеваний. Более того, эти же

сексуальные влечения участвуют в создании высших культурных, художественных

и социальных ценностей человеческого духа, и их вклад нельзя недооценивать.

По собственному опыту знаю, что неприятие этого результата

психоаналитического исследования является главным источником сопротивления,

с которым оно сталкивается. Хотите знать, как мы это себе объясняем? Мы

считаем, что культура была создана под влиянием жизненной необходимости за

счет удовлетворения влечений, и она по большей части постоянно воссоздается

благодаря тому, что отдельная личность, вступая в человеческое общество,

снова жертвует удовлетворением своих влечений в пользу общества. Среди этих

влечений значительную роль играют сексуальные; при этом они сублимируются,

т. е. отклоняются от своих сексуальных целей, и направляются на цели

социально более высокие, уже не сексуальные1. Эта конструкция, однако,

весьма неустойчива, сексуальные влечения подавляются с трудом, и каждому,

----------------------------------------

1 Психоанализ, как явствует из этих положений, не ограничивался

притязанием на построение новой психологии и нового учения об этиологии

нервных и психических заболеваний. Выйдя за границы этих направлений, он

стал претендовать на объяснение движущих сил развития человеческого

общества и отношений между личностью и культурой. Такое отношение

трактовалось как изначально антагонистическое. Это следовало уже из

исходных позиций Фрейда, согласно которым сексуальные влечения и

агрессивные инстинкты, образуя глубинные, биологические по своей сущности

основы личности, несовместимы с теми требованиями, которые навязывают ей

социальная среда с ее нравственными нормами.

[18]

кому предстоит включиться в создание культурных ценностей, грозит

опасность, что его сексуальные влечения не допустят такого их применения.

Общество не знает более страшной угрозы для своей культуры, чем

высвобождение сексуальных влечений и их возврат к изначальным целям. Итак,

общество не любит напоминаний об этом слабом месте в его основании, оно не

заинтересовано в признании силы сексуальных влечений и в выяснении значения

сексуальной жизни для каждого, больше того, из воспитательных соображений

оно старается отвлечь внимание от всей этой области. Поэтому оно столь

нетерпимо к вышеупомянутому результату исследований психоанализа и охотнее

всего стремится представить его отвратительным с эстетической точки зрения

и непристойным или даже опасным с точки зрения морали. Но такими выпадами

нельзя опровергнуть объективные результаты научной работы. Если уж

выдвигать возражения, то они должны быть обоснованы интеллектуально. Ведь

человеку свойственно считать неправильным то, что ему не нравится, и тогда

легко находятся аргументы для возражений. Итак, общество выдает

нежелательное за неправильное, оспаривая истинность психоанализа

логическими и фактическими аргументами, подсказанными, однако, аффектами, и

держится за эти возражения-предрассудки, несмотря на все попытки их

опровергнуть.

Смею вас заверить, уважаемые дамы и господа, что, выдвигая это спорное

положение, мы вообще не стремились к тенденциозности. Мы хотели лишь

показать фактическое положение вещей, которое, надеемся, мы познали в

процессе упорной работы. Мы и теперь считаем себя вправе отклонить всякое

вторжение подобных практических соображений в научную работу, хотя мы еще

не успели убедиться в обоснованности тех опасений, которые имеют следствием

эти соображения.

[19]

Таковы лишь некоторые из тех затруднений, с которыми вам предстоит

столкнуться в процессе занятий психоанализом. Для начала, пожалуй, более

чем достаточно. Если вы сумеете преодолеть негативное впечатление от них,

мы продолжим наши беседы.

[20]

ВТОРАЯ ЛЕКЦИЯ

Ошибочные действия

Уважаемые дамы и господа! Мы начнем не с предположений, а с исследования.

Его объектом будут весьма известные, часто встречающиеся и мало

привлекавшие к себе внимание явления, которые, не имея ничего общего с

болезнью, наблюдаются у любого здорового человека. Это так называемые

ошибочные действия 1 (Fehlleistungen) человека: оговорки (Versprechen) —

когда, желая что-либо сказать, кто-то вместо одного слова употребляет

другое; описки — когда то же самое происходит при письме, что может быть

замечено или остаться незамеченным; очитки (Verlesen) — когда читают не то,

что напечатано или написано; ослышки (Verhцren) — когда человек слышит не

то, что ему говорят, нарушения слуха по органическим причинам сюда,

конечно, не относятся. В основе другой группы таких явлений лежит забывание

(Vergessen), но не длительное, а временное, когда человек не может

вспомнить, например, имени (Name), которое он наверняка знает и обычно

затем вспомина-

----------------------------------------

1 Изучение ошибочных действий являлось одной из главных тем

психологических исследований Фрейда. Этой теме специально посвящена его

работа “Психопатология обыденной жизни” (1901).

[21]

ет, или забывает выполнить намерение (Vorsatz), о котором позднее

вспоминает, а забывает лишь на определенный момент. В третьей группе

явлений этот временной аспект отсутствует, как, например, при запрятывании

(Verlegen), когда какой-либо предмет куда-то убираешь, так что не можешь

его больше найти, или при совершенно аналогичном затеривании (Verlieren).

Здесь перед нами забывание, к которому относишься иначе, чем к забыванию

другого рода; оно вызывает удивление или досаду, вместо того чтобы мы

считали его естественным. Сюда же относятся определенные ошибки-заблуждения

(Irrtьmer),* которые также имеют временной аспект, когда на какое-то время

веришь чему-то, о чем до и после знаешь, что это не соответствует

действительности, и целый ряд подобных явлений, имеющих различные названия.

Внутреннее сходство всех этих случаев выражается приставкой “о-” или “за-

” (Ver-) в их названиях. Почти все они весьма несущественны, в большинстве

своем скоропреходящи и не играют важной роли в жизни человека. Только

изредка какой-нибудь из них, например затеривание предметов, приобретает

известную практическую значимость. Именно поэтому на них не обращают

особого внимания, вызывают они лишь слабые эмоции и т. д.

Именно к этим явлениям я и хочу привлечь теперь ваше внимание. Но вы

недовольно возразите мне: “В мире, как и в душевной жизни, более частной

его области, есть столько великих тайн, в области психических расстройств

так много удивительного, которое нуждается в объяснении и заслуживает его,

что, пра-

----------------------------------------

* Слово “Irrtum” переводится буквально как “ошибка”, “заблуждение”. В

настоящем издании оно в зависимости от контекста переводится либо как

“ошибка”, либо как “ошибка-заблуждение”. — Прим. ред. перевода.

[22]

во, жаль тратить время на такие мелочи. Если бы вы могли объяснить нам,

каким образом человек с хорошим зрением и слухом среди бела дня может

увидеть и услышать то, чего нет, а другой вдруг считает, что его преследуют

именно те, кого он до сих пор больше всех любил, или самым остроумным

образом защищает химеры, которые любому ребенку покажутся бессмыслицей, мы

еще как-нибудь признали бы психоанализ. Но если он предлагает нам лишь

разбираться в том, почему оратор вместо одного слова говорит другое или

почему домохозяйка куда-то запрятала свои ключи, да и в других подобных

пустяках, то мы сумеем найти лучшее применение своему времени и интересам”.

Я бы вам ответил: “Терпение, уважаемые дамы и господа!” Я считаю, что ваша

критика бьет мимо цели. Действительно, психоанализ не может похвастаться

тем, что никогда не занимался мелочами. Напротив, материалом для его

наблюдений как раз и служат те незаметные явления, которые в других науках

отвергаются как недостойные внимания, считаются, так сказать, отбросами

мира явлений. Но не подменяете ли вы в вашей критике значимость проблем их

внешней яркостью? Разве нет весьма существенных явлений, которые могут при

определенных обстоятельствах и в определенное время выдать себя самыми

незначительными признаками? Я с легкостью могу привести много примеров

таких ситуаций. По каким ничтожным признакам вы, сидящие здесь молодые

люди, замечаете, что завоевали благосклонность дамы? Разве для этого вы

ждете объяснений в любви, пылких объятий, а недостаточно ли вам едва

заметного взгляда, беглого движения, чуть затянувшегося рукопожатия? И если

вы, будучи криминалистом, участвуете в расследовании убийства, разве

рассчитываете вы в самом деле. что убийца оставил вам

[23]

на месте преступления свою фотографию с адресом, и не вынуждены ли вы

довольствоваться более слабыми и не столь явными следами присутствия

личности, которую ищете? Так что не будем недооценивать незначительные

признаки, может быть, они наведут нас на след чего-нибудь более важного. А

впрочем, я, как и вы, полагаю, что великие проблемы мира и науки должны

интересовать нас прежде всего. Но обычно очень мало пользы от того, что кто-

то во всеуслышание заявил о намерении сразу же приступить к исследованию

той или иной великой проблемы. Часто в таких случаях не знают, с чего

начать. В научной работе перспективнее обратиться к изучению того, что тебя

окружает и что более доступно для исследования. Если это делать достаточно

основательно, непредвзято и терпеливо, то, если посчастливится, даже такая

весьма непритязательная работа может открыть путь к изучению великих

проблем, поскольку как все связано со всем, так и малое соединяется с

великим.

Вот так бы я рассуждал, чтобы пробудить ваш интерес к анализу кажущихся

такими ничтожными ошибочных действий здоровых людей. А теперь поговорим с

кем-нибудь, кто совсем не знаком с психоанализом, и спросим, как он

объясняет происхождение этих явлений.

Прежде всего он, видимо, ответит: “О, это не заслуживает каких-либо

объяснений; это просто маленькие случайности”. Что же он хочет этим

сказать? Выходит, существуют настолько ничтожные события, выпадающие из

цепи мировых событий, которые с таким же успехом могут как произойти, так и

не произойти? Если кто-то нарушит, таким образом, естественный детерминизм

в одном-единственном месте, то рухнет все научное мировоззрение. Тогда

можно

[24]

поставить ему в упрек, что религиозное мировоззрение куда последовательнее,

когда настойчиво заверяет, что ни один волос не упадет с головы без божьей

воли [букв.: ни один воробей не упадет с крыши без божьей воли]. Думаю, что

наш друг не будет делать выводы из своего первого ответа, он внесет

поправку и скажет, что если эти явления изучать, то, естественно, найдутся

и для них объяснения. Они могут быть вызваны небольшими отклонениями

функций, неточностями в психической деятельности при определенных условиях.

Человек, который обычно говорит правильно, может оговориться: 1) если ему

нездоровится и он устал; 2) если он взволнован; 3) если он слишком занят

другими вещами. Эти предположения легко подтвердить. Действительно,

оговорки встречаются особенно часто, когда человек устал, если у него болит

голова или начинается мигрень. В этих же условиях легко происходит

забывание имен собственных. Для некоторых лиц такое забывание имен

собственных является признаком приближающейся мигрени. В волнении также

часто путаешь слова; захватываешь “по ошибке” не те предметы, забываешь о

намерениях, да и производишь массу других непредвиденных действий по

рассеянности, т. е. если внимание сконцентрировано на чем-то другом.

Известным примером такой рассеянности может служить профессор из Fliegende

Blдtter, который забывает зонт и надевает чужую шляпу, потому что думает о

проблемах своей будущей книги. По собственному опыту все мы знаем о

намерениях и обещаниях, забытых из-за того, что нас слишком захватило какое-

то другое переживание.

Это так понятно, что, по-видимому, не может вызвать возражений. Правда,

может быть, и не так интересно, как мы ожидали. Посмотрим же на эти

ошибочные действия повнимательнее. Условия, которые, по предположению,

необходимы для возникновения

[25]

этих феноменов, различны. Недомогание и нарушение кровообращения являются

физиологическими причинами нарушений нормальной деятельности; волнение,

усталость, рассеянность — причины другого характера, которые можно назвать

психофизиологическими. Теоретически их легко можно объяснить. При

усталости, как и при рассеянности и даже при общем волнении, внимание

распределяется таким образом, что для соответствующего действия его

остается слишком мало. Тогда это действие выполняется неправильно или

неточно. Легкое недомогание и изменения притока крови к головному мозгу

могут вызвать такой же эффект, т. е. повлиять на распределение внимания.

Таким образом, во всех случаях дело сводится к результатам расстройства

внимания органической или психической этиологии.

Из всего этого для психоанализа как будто немного можно извлечь. У нас

может опять возникнуть искушение оставить эту тему. Но при ближайшем

рассмотрении оказывается, что не все ошибочные действия можно объяснить

данной теорией внимания или, во всяком случае, они объясняются не только

ею. Опыт показывает, что ошибочные действия и забывание проявляются и у

лиц, которые не устали, не рассеяны и не взволнованы, разве что им припишут

это волнение после сделанного ошибочного действия, но сами они его не

испытывали. Да и вряд ли можно свести все к простому объяснению, что

усиление внимания обеспечивает правильность действия, ослабление же

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13